Призвать, что ли, на помощь инстинкты, генетически заложенные в каждой женщине? Наморщив лоб, я выскребла из завалов памяти способы и приемы соблазнения, подмеченные у других девчонок. Изящно закинуть нога на ногу и томно посмотреть на соседа из-под полуопущенных век. Точно, придавить его взглядом с поволокой. Поморгать опахалами ресниц, подняв сквозняк в помещении. Расчетливым жестом отбросить локоны за плечо, заехав локтем в глаз Мэлу. Жаль, длинных волос теперь нет, и полосатая резинка скучает на подоконнике в швабровке. Кокетливо подернуть плечиками и нарочито громко вздохнуть… При случае можно опробовать выуженные из воспоминаний методы обольщения, но экспериментировать в переполненной аудитории опасно.
Меж тем Мелёшин, поглаживая, продолжал мое погружение в пучину смиренной покорности. В конце концов, перед ним не мягкотелая тряпочка, какой меня назвала Аффа! — очнулась я, и моя рука, оживившись, пошла в контратаку. Наши конечности переплелись и закружились под столом в непонятном танце. Пальцы Мэла были гибкими и сильными, и меня взгорячила настойчивость, с коей он пресекал мои наскоки.
Остаток консультации выпал из жизни по причине того, что я с азартом увлеклась вольной борьбой под столом. На лице Мелёшина, умудрившегося четко зафиксировавать в тетради слова преподавателя, зависла слабая ухмылка.
Перед звонком Ромашевичевский зачитал расписание сдаточных лабораторных занятий для допуска к экзамену, и после воздушной волны народ рванул закрывать задолженности. Я вовремя выдернула руку.
В стремительно пустеющей аудитории лишь два человека не спешили мчаться навстречу новым свершениям — мы с Мэлом. Он складывал вещи в свою сумку с легкой усмешкой. Ему можно улыбаться, у него треть тетради исписана нужными ссылками, а у меня и строчки нет. Больше ни за что не соглашусь на место под крылышком у Мелёшина, как бы ни одолевало искушение. Если он продолжит изводить подобным образом, моя сессия преждевременно финиширует.
Кстати, о завершениях. Решившись, я протараторила на выдохе приготовленную загодя речь:
— Слушай, гормоны хлещут, но от них мало толку. То есть не стоит основываться на одних гормонах.
— Говоришь, гормоны захлестывают? — уточнил Мэл, посмеиваясь. Я кивнула. Вроде бы не перепутала и правильно сказала, при всём желании к словам не привязаться. — Значит, бьют из тебя фонтаном?
Я открыла и закрыла рот.
— А у тебя разве не хлещут? — спросила с вызовом.
— Хлещут, и ещё как, — продолжая улыбаться, Мелёшин обежал по мне взглядом. Словно кожу содрал.
Прогресс. Мы оба признали, — выдохнула облегченно и исподтишка, таясь сурового "я", погладила самолюбие словами Мэла.
— Отношения, основанные на физическом влечении, недолговечны и бессмысленны. Зачем их развивать? Лучше вовремя поставить знак "стоп".
Мелёшин покусал губы, но его хорошее настроение не пропало.
— Хорошо. Будем наполнять их смыслом.
— Кого? — растерялась, забыв, о чем говорила.
— Отношения. Как фарингит?
— Спасибо, прошел, — ответила я настороженно.
— Приглашаю вечером на цертаму[12]
. Хотел сразу пригласить, да ты опередила со своими гормональными водопадами.— Они не мои, — надулась обиженно. — Вернее, не только мои.
— Они наши, — согласился Мэл. — Ну, так поедешь?
Что за цитрусовое место? Наверняка поездка с подвохом. Собственно, какая мне разница, чистосердечен Мелёшин или что-то скрывает. Я теперь окружена со всех сторон зароками — не ездить, не удаляться, не рисковать и ложиться спать в девять часов вечера, высморкавшись в платочек.
— Обещаю привезти не поздно, — сказал Мэл, увидев колебания.
Сделав вид, что хожу на всякие цитрусовые мероприятия по десять раз на неделе, я выдала отговорку, заготовленную на непредвиденный случай:
— Петя не сможет.
— А мы вдвоем, — ответил Мелёшин, став серьезным. На шутку его слова не походили.
— Как же Изочка? Дала согласие?
— Вчера объяснил ей положение вещей.
Я оторопела. Если он поделился послеклубными подробностями с блондинкой, стало быть, слухи и сплетни уже циркулируют по институту. Заметив мое ошеломленное лицо, Мэл добавил:
— Описал в общих чертах, без имен и подробностей. А вот ты не сказала ни слова Рябушкину.
— Да когда мне? — развела я руками, растерявшись от новости.
— Вчера был день, и сегодня с утра полно времени.
Неужто Мэл думал, я буду сломя голову бегать по институту в поисках спортсмена, чтобы огорошить хронограммой своих похождений?
— Петя незыблем, а ты нет. Не собираюсь рисковать им.
Мелёшин сдвинул брови. Помолчал и сказал жестко:
— Значит, будем развенчивать миф о моей зыбкости. Поедешь на цертаму? Спрашиваю в третий раз.
Точно, он больше двух раз не повторяет, — вспомнилось почему-то, и потекли ручьем стандартные отговорки, обрезаемые Мэлом на корню.
— У меня денег нет.
— Они не понадобятся.
— Нужно готовиться к экзамену.
— Вернешься быстро.
— А у меня нет вечернего платья!
Вот тебе удар под дых!
— Оно не потребуется. Цертама за городом.
Пришел мой черед молчать и обдумывать. Значит, Мелёшин звал не в кафе и не в клуб, а на таинственное развлечение для золотой молодежи на природе.