Выход воспрещен

Мозг повело, подкинуло, приплюснуло, перед глазами расцвели фиалки, из которых поехали паровозы. Ладони наполнились гадковатым ощущением единственных сисек, что в них когда-либо попадали, а затем всё это богатство, маша голубиными крылышками, порскнуло с них в разные стороны. Лицо майора Окалины расплылось в похабной улыбке, подмигнуло третьим глазом со щеки, а затем куда-то весело укатилось, оставив туловище возвышаться над долговязым и слишком грустным Радиным, возле которого мял себе ладошки гадкий зеленый Лещенко. Мне стало хорошо, очень хорошо, грустно, злобно и неприятно, как будто невыносимо нужно было пёрнуть, но не одним отверстием, а каждой порой своей кожи. Ощущение лавинообразно усилилось, заставив меня затрястись как суслика под высоковольтной линией…

…а затем я взорвался.

Глава 10. Здравия желаю, товарищ криптид!

Сознание включилось от разговора, начавшегося прямо рядом со мной, но сделало это очень странным образом. Никакого «я» не было, осознание кто я, что я, в каком положении, даже чувство собственного тела, всё это пришло позже. Сначала была некая сферическая пустая ясность, в которую проваливались, не вызывая какой-либо реакции, речи находящихся рядом людей.

— К чему нам готовиться, Егор Дмитриевич? Вы изучали его до…

— Извините, Нелла Аркадьевна, но, кажется, вы плохо слушали мои речи, обращенные как раз к Виктору. А мне казалось, что говорю громко и ясно! С ним не работают никакие общие статистические системы, понятно вам? Никогда не работали! Он плод союза двух «радужных» адаптантов в какой-то момент их формирования, понятно вам? И я…

— Меня интересует степень его потенциальной опасности для людей, города, страны, мира, товарищ Лещенко. Будьте добры прояснить этот вопрос. Немедленно, пока я не отдала приказ о ликвидации.

— Вы… вы серьезно? На каких основаниях?!

— Вы накачали парня коктейлем из наркотиков, он активировался и сменил состояние. Мне что, напомнить вам стандартные процедуры контроля меняющих состояние неосапиантов? Напомнить теорию эталона Вирглинского?

— Я сам помогал выводить Верглинскому теорию эталона!

— Это не имеет отношения к текущему положению дел, товарищ Лещенко. У меня на руках, в моем ведомстве, находится потенциальная угроза неизвестного уровня. Причем, манифестирующая на данный момент, Егор Дмитриевич, лишь одну способность. Пока что. Да, манифестация безвредна, вы лично это доказали. Да, дело Изотова говорит о том, что он чрезвычайно устойчив психически. Но! Он сменил состояние, находясь под целым букетом препаратов! Теория эталона, това…

— Вы что, издеваетесь, Нелла Аркадьевна? Он изолирован, он безопасен, он должен очнуться, а вы сейчас требуете от меня гарантий… зачем? Мы же можем пронаблюдать! Мы должны пронаблюдать!

— Всего одна способность, Игорь Дмитриевич. Из скольки? Сколько их у него может быть? Каких?

— Это мы и должны выяснить!

— Вы — должны. А я должна гарантировать безопасность этому городу. Сами знаете, чем я занимаюсь. У нас на руках активированный криптид, сменивший состояние во время тяжелого отравления наркотиками.

— Он сменил его до того, как большая часть коктейля подействовала!

— Вы что, не…

Моё терпение, которое, как оказалось, у меня присутствует вместе с способностью понимать слова этого языка, лопнуло. Причем тоже странно. Активной мыслительной деятельности не было, а вот откуда взялся ядовитый сарказм, выпрыгнувший на язык — тайна сия великая есть. Но что есть, то есть.

— А не могли бы оба палача, убийцы и изувера перестать издеваться над своей невинной жертвой? — осведомился я, открывая глаза, — Наверное, даже в концлагерях фашистской Германии после смерти очередного заключенного немцы не глумились над его телом, сброшенным в канаву!

Ответом стала мертвая тишина, поэтому я процесс открытия глаз прекратил, обратив его вспять. Теперь можно и поспать дальше, наверное, всё равно всё плохое уже случилось. Разумеется, мне этого не дали. Ведь было подозр…

…и тут меня вставило. Ну, как вставило. Мыслительные процессы, шедшие где-то ну очень на фоне, аж прямо незаметно, начали вылазить на передний план, от чего я резко, болезненно и с внутренней дрожью почувствовал себя Виктором Анатольевичем Изотовым, неудавшимся студентом, страшным парнем, несчастным человеком и… обдолбанным неосапиантом, если верить Лещенко. А тот, хоть и гад, но не врал вообще никогда. Вот такая вот загогулина.

— Виктор Анатольевич! Вы в сознании! — откапитанствовал невидимый мне по причине закрытых глаз гнусный тип.

— И очень сожалею об этом! — честно признался я, — Никогда бы не подумал, что вы мне и на том свете покоя не дадите!

— Откройте глаза, Изотов, — очень сухо скомандовала валькирия, — Вы выжили.

— Вы так думаете, Нелла Аркадьевнааа…? — протянул я, не открывая глаз, — Боюсь вас разочаровать! Я определенно чувствую себя мертвым внутри. Честь, совесть, вера в гуманизм, порядочность, мораль… даже в партию и людей! Я их не ощущаю, Нелла Аркадьевна! Их больше… нет!