Выхода нет

– Даже так? – на этих словах он уже начал ерзать по дивану, чтобы лучше слышать меня, наверное.

– Просто мне кажется, что именно он стал причиной всего плохого в моей жизни. Может быть, если бы не он, я бы тогда…

– Что, замуж пошла за него? – поперхнулась Танька, закашлялась.

– Может быть, и замуж! Я тогда впервые за всю свою жизнь испугалась сделать шаг – и всё пошло неправильно.

– И ты до сих пор так думаешь? Столько лет прошло, а ты думаешь, что тогда, ярд лет назад, всё могло бы пойти по-другому? – глубже вникал в историю Вадим.

Вадик знал меня восемь лет, и все восемь лет он видел меня разной, а вот нерешительной, робкой, трусливой не видел никогда. Слабой видел – трусливой нет. Мои откровения без вина привели его к удивлению. Хотя мне кажется, это было даже не удивление, а такой большой вопросительный знак, который читался в его глазах. «Как так?» – спрашивали глаза, а я-то и ответить не могла им. Тогда, в мае две тысячи восьмого года, всё пошло не по плану. Ну вы помните, выше я говорила, что если бы изменить тот самый момент или событие, не встретить того самого человека, не бахнуть лишнего, то, может быть, всё было бы правильно. Но ничего не изменить в нашей жизни, так думала я еще пару часов после этой домашней вечеринки.

– Ну? – вырезал он из своего огромного словарного запаса междометие.

– Ну, что ну? Мне двадцать лет, мы с Танюхой учимся на журфаке, я очень крута, очень! Чтоб ты понимал – я стажируюсь на лучшем канале Брянска, у меня есть пресс-карта, и мое имя всегда в титрах. И вот я влюбляюсь.

– В мае восьмого года я уехал из Брянска, – улыбнулся загадочно Вадик.

– Ты уехал, а я сломалась! Виталик тоже крут, потому что работает в спортивной газете, играет в КВН и на гитаре.

– Нашла крутого парня! – закатила глаза подруга.

– Слушай, если бы не ты, – взорвалась уже я, – может быть, ничего этого и не было!

– Так-так-так! Напряжение нарастает! – Вадик открыл вторую бутылку вина.

– Наливай! – потребовала.

– Не-не-не, Львёночек. Я на это не подписываюсь.

– Я норм, мне можно!

Внимательно так посмотрел на меня.

– Лей! – скомандовала голосом прапорщика, который орет на взвод.

Вадим протянул бокал и бутылку, ответственность за выпитое брать не желал. Налила красного, и жизнь разноцветной сразу стала. Залпом выпила. Проглотила. Облизала губы. В голове закружилось, как на детской карусели. Легкостью ударило в голову, как из водного пистолетика. Невероятное чувство свободы.

Тогда, в две тысячи восьмом, всё было впереди, сейчас уже случилось. Я, мне кажется, еще не раз скажу о том самом мгновении, которое находится между до и после, но с тех пор я так и не научилась жить в состоянии здесь и сейчас.

– Короче, я не хотела ему признаваться, я бы добилась своего не мытьем, так катаньем Лекции бы до одури переписывала его дурацким подчерком, в библиотеке с ним бы сталкивалась, а тут Танька, говорит: «Звони ему!» А я не то чтобы позвонить ему не могла, я, встречаясь с ним в дверях, заикаться начинала. Помним, да, что мне двадцать лет? А потом…

Налила на дно бокала, выпила тут же.

– А потом она говорит: «Не можешь позвонить – пиши». Я написала, но отправлять не собиралась, не решилась бы. И вот она берет мой телефон, кнопочный, старенький «Самсунг», и отправляет это сообщение. А там написано черным по белому: «Ты мне нравишься».

– Матерь Божья! – схватился за голову Вадик. – Это же не ты, Демидова!

– Я! В том-то и дело. И вот он час молчит, два молчит, вечером звонит и говорит: «Выходи, общаться будем». Вышла, а он с гитарой. Ну, думаю, всё нормально: сейчас споет – и мы будем счастливы теперь и навсегда. Но не тут-то было. Он мне про ерунду какую-то, а я ему про то, что интервью хочу взять у него. Короче, так про ерунду и поговорили. Так мне казалось, что я могу покорить его сердце.

– Ну, взяла?

– Нет. Испугалась. Не поехала. В этот же день меня уволили со «Своего-ТВ» за абсолютно отвратный сюжет, и дальше всё идет крахом. Только один человек меня тогда поддержал – Коля Громов, оператор. Я сижу плачу на ступеньках в редакции, а он говорит, что опыт приходит с возрастом. Обнял тогда, за челку потрепал. Но больше с ним мы вместе не работали. А он был очень крутым оператором. Я тогда вообще ничего не умела, а Коля помогал: картинку мне красивую делал, даже вопросы придумывал порой. Золотой был оператор, больше таких не встречала.

– Ну, а Виталик чего? – не унимался Вадик.

– Да я потом пряталась от него. Он на пятом курсе в универе уже не появлялся, где-то работал, а я потом в Москву уехала.

– Это стало стимулом, чтобы уехать! – подхватила Танька, чтобы не добивать.

– Скорее всего, да, оставаться в этом городе мне больше не хотелось. Хотелось стать круче всех крутых.

– Ну и стала же! – утвердительно поддержала подруга.

– А вот тут не уверена, – губу нижнюю прикусила. – Круто ли быть не специалистом, а трансформаторной будкой?

– А… Всё же задел, да? – поняла Танька. – Уход твоего корра ударил по голове?

– Вино ударило по голове. Просто мне кажется, что в этой погоне за крутостью я забыла, что такое быть журналистом.