Выхода нет

Артем замер, восхищенно рассматривая Боровицкую. Она оставалась в поразительно хорошем состоянии. На мраморных стенах и беленом потолке не было и следа копоти, станция была убрана, а над потемневшим от времени бронзовым панно в конце платформы трудилась женщина в синей спецовке, усердно отскабливая барельеф губкой с чистящим раствором.

Жилые помещения здесь были устроены в арках. Только по две были оставлены с каждой стороны для прохода к путям, остальные, заложенные кирпичом с обеих сторон, превратились в настоящие апартаменты. В каждой был сделан дверной проем, и в некоторых даже стояли настоящие деревянные двери, и застекленное окно. Из одного из них доносилась музыка. Перед несколькими лежали половики, чтобы входящие могли вытереть ноги. Такое Артем видел впервые. От этих жилищ веяло таким уютом, таким спокойствием, что у него защемило сердце — перед глазами вдруг промелькнула какая-то картина из детства.

С той стороны, где должны были находиться гермоворота и эскалаторы, до потолка высилась грубая, но чрезвычайно прочная на вид стена из огромных цементных блоков, в середине которой находилась тяжелая чугунная дверь, запертая на массивный засов. Рядом размещались несколько зеленых военных палаток с нарисованными на них знаками вроде того, что был вытатуирован на висках у пограничников — двухглавая птица.

Там же стояла тележка с укрепленным на ней неизвестным оружием, которое выдавал только длинный ствол с раструбом на конце, чуть показывающийся из-под чехла. Рядом несли дежурство двое солдат в темно-зеленой форме, шлемах и бронежилетах.

Еще двое, но в фуражках с мутировавшими птицами на околышах, охраняли лестницы переходов на Арбатскую.

Посреди станции располагались крепкие деревянные столы со стульями, за которыми, оживленно беседуя, сидели люди в долгополых серых халатах из плотной ткани с карманами.

Подойдя к ним поближе, Артем с удивлением обнаружил, что на висках у тех тоже были татуировки — но не птица, а раскрытая книга на фоне нескольких вертикальных черточек, напоминавших колоннаду. Перехватив пристальный Артемов взгляд, один из сидевших за столом приветливо улыбнулся и спросил его: — Приезжий? Впервые у нас?

От слова «приезжий» Артема передернуло, но справившись с собой, он кивнул. Заговоривший с ним был ненамного его старше, и когда он встал, чтобы пожать Артему руку, выпростав свою узкую ладонь из широкого рукава халата, оказалось, что и роста они приблизительно одинакового. Только сложен был тот более хрупко.

Звали его нового знакомого Данилой. Про себя он рассказывать не спешил, и было видно, что с Артемом он решил заговорить, потому что любопытно было, что происходит за пределами Полиса, какие новости на Кольце, что слышно о фашистах и о красных…

Через полчаса они уже сидели дома у худого Данилы, в одной из ютящихся между арками «квартир», и пили горячий чай, в котором Артем без труда распознал их собственную продукцию. Из мебели в комнате был заваленный книгами стол, высокие, до потолка железные полки, тоже заставленные доверху толстыми томами, и кровать. С потолка свисала на проводе несильная, ватт на сорок, электрическая лампочка, освещавшая искусно сделаный рисунок огромного древнего храма, в котором Артем не сразу признал Библиотеку, стоявшую на поверхности над Полисом.

После того, как вопросы у хозяина закончились, пришел черед Артема. — А почему у вас тут у половины людей татуировки на голове? — поинтересовался он. — Ты что, про касты ничего не знаешь? — удивился Данила. — И про Совет Полиса тоже ничего не слышал?

Артем внезапно вспомнил, что кто-то (да нет же, как он мог забыть, это был тот старик, Михаил Порфирьевич, убитый фашистами) говорил ему, что в Полисе власть делят военные и библиотекари, потому что наверху раньше стояли здания Библиотеки и какой-то организации, связанной с обороной. — Слышал! — кивнул он. — Военные и библиотекари. Ты, значит, библиотекарь?