Выхода нет

В.: Вы имеете в виду, что наследие Индии произвело на свет только таких людей, как наши сегодняшние политики. У.Г.: Послушай, они совершенно ничего не значат. Будь то в Индии или в Америке, или где угодно в мире, везде происходит одно и то же. Игроки разные, но игра одна и та же. Актеры разные, но спектакль один и тот же. Если взять наугад газету, вышедшую сорок лет назад в нашей стране, я думаю, ты удивишься, увидев, что все, что там говорили, сегодня нам повторяют снова. Точно то же самое. Можно не печатать новых газет. Можно просто подобрать тот старый хлам, поставить новые имена и даты и переиздать газету. Что вы делаете сейчас? Вы делаете точно то же самое.

В.: В Индии?

У.Г.: Как Индия может быть образцом для мира? Вы можете рассуждать о вашей духовности и отправляться в Соединенные Штаты, использовать там людей. Какой пример может дать Индия? Какую действенную роль может сыграть Индия в мире? Вы делаете точно то же, что делают они [американцы]. Что это за «великая» культура, о которой вы говорите? Как в этой стране может быть нищета после всех этих лет? Я хочу знать. Вы говорите о «единстве жизни», «целостности жизни». Где это единство жизни? Где целостность жизни? Я хочу знать. Веками нам промывали мозги, чтобы мы верили, что это «пунья бхуми» [4] . Я никогда не признавал такого обозначения. Где эта «пунья бхуми»?

У вас как будто отсутствует даже социальное сознание. Когда в вас нет даже сочувствия, какой смысл говорить о духовности? Существуют основные потребности человека. Вам не нужно ничем жертвовать, чтобы обеспечить их. У бедного человека есть право на это богатство. Вот почему я говорю, что милостыня вульгарна, порочна. Вы завладеваете всем, что принадлежит каждому здесь, а потом даете ему кроху – милостыню. Для чего? Ведь есть же у него право? Вы, конечно, можете меня спросить: «Что же делаешь ты?» Вам легко бросить в меня такой вопрос. Я не работаю на эту страну. Если бы я был у власти, я бы всем все дал. Все, что каждому нужно. Но вы меня никогда не пустите к власти. Они не хотят жить в покое. В то же время я не примкну к сепаратистскому движению, чтобы расколоть эту страну. Я в этом не заинтересован, потому как не заинтересован в том, чтобы стать премьер-министром Телугу Десам, или Каннада Десам, или Тамил Наду. Ваша система настолько коррумпирована, что кто угодно, каким бы «Мистером Чистым» он ни был, тоже будет коррумпирован. Система коррумпирована. Вы коррумпированы. Вы коррумпированы религиозным мышлением.

В.: А Вы коррумпированы? У.Г.: Нет.

В.: Почему нет? У.Г.: Я не говорю, что я неподкупный или что-то там еще. Я совершенно не касаюсь этого [коррупции], потому что мысль не может затронуть ничего здесь [показывает на себя] и коррумпировать это. Все ваше наследие здесь [показывает на себя] – загрязнение. Оно было извергнуто из моей системы. Все учения учителей – загрязнение. Но вы считаете их священными и продолжаете повторять их пустые слова и пустые фразы день за днем. Эти учения не работают в вашей жизни. Ничего не нужно говорить. Если Бог есть, пусть люди увидят, что Бог может сделать из вас. Вам не надо говорить о Боге, полном любви, сострадания и всего такого. Люди увидят это в вас. Ну, так чем же хороша культура, о которой вы говорите? Я хочу знать. Когда люди бросают в меня все эти фразы, вот что я им отвечаю.

В.: Вы можете позволить себе говорить так только потому, что Вам не приходится работать. У.Г.: Я могу работать, но тогда ты будешь не при деле. Завтра же ты останешься без работы. Ты не сможешь конкурировать со мной даже как журналист!