В.:
В.:
У.Г.: Вы называете это столом, а это мертвым трупом: но на самом деле там есть жизнь. Понимаешь, разложение, происходящее в мертвом теле, это форма жизни. Конечно, это не утешение для того, кто потерял свою жену. Пожалуйста, не поймите меня неправильно. Когда смерть предоставила основу для продолжения жизни, как вы можете называть ее смертью? Другое дело, что это не утешение для меня или того, кто потерял близкого человека. Но нельзя сказать, что он [труп] мертвый. Теперь говорят, что волосы продолжают расти, ногти продолжают расти, и волны мозга длятся еще долго даже после так называемой клинической смерти.
Это причина, по которой сейчас в судах пытаются найти определение смерти – во Франции и в других странах. Им очень сложно определить смерть. А теперь в США пошли еще дальше. Они хранят мертвые тела в глубокой заморозке, с тем чтобы однажды медицина нашла средство от болезни, вызвавшей смерть этого тела. Вы знаете, что они делают? Они не собираются оставлять свои деньги детям. Даже деньги будут заморожены, что вызовет жуткий экономический застой движения денег. Это очень странно. Это называют крионикой. Она становится популярной в Соединенных Штатах.
Где провести грань между жизнью и смертью? Определение смерти ускользает от юристов; пока они не смогли ее определить. Для всех практических целей нам приходится считать, что это то же самое, что клиническая смерть. Но в природе нет ни рождения, ни смерти. Ничто никогда не рождается и ничто не умирает. Так что если эту [идею] применить по отношению к телу, которое не отдельно от окружающей жизни, для него нет ни смерти, ни рождения.
Я не метафизически рассуждаю. Мы, кажется, не понимаем того основополагающего факта, что мы совершенно не способны контролировать эти вещи. Чем больше мы пытаемся, тем больше проблем создаем… Я могу звучать очень цинично, но на самом деле циник – реалист. Я не делаю себе комплимента. Я говорю о циниках вообще. Цинизм поможет вам здраво смотреть на происходящее в мире.