Выходим на рассвете

С того времени как он заступил на пост, через калитку прошли многие. Последними вернулись несколько солдат и унтеров, еще засветло ушедших в местный костел на вечернюю мессу. И Янош снова остался наедине со своими мыслями. Сейчас ему думалось о том, что, может быть, совсем недолгий срок остается до возвращения на родину. Еще сравнительно недавно, мечтая вернуться домой, он был далек от мысли, что здесь, на чужой земле, ему будет жаль с чем-нибудь расставаться. Разве можно жалеть о постылом бараке, о злющих морозах… Но сейчас Янош чувствовал, что не так-то просто будет ему распрощаться с Ломском. А главное, самое главное — как он расстанется с Ольгой? Еще ничто, казалось бы, не соединяет их, кроме дел и поручений ее квартиранта Корабельникова. Но ощутимая, хотя и еле осязаемая, нить уже протянулась между ними. И так не просто будет оборвать эту нить, когда придется уезжать. Странно. Как все странно… Всегда думал, что покинет этот город с радостью. А теперь к радости примешивается грусть. Здесь встретил Ольгу. Узнал здесь хороших людей. Корабельников, Ефим… Где сейчас Ефим, что с ним? Как хотелось бы верить, что он жив.

Громкий разговор отвлек Гомбаша от его мыслей. Возвращаются в лагерь несколько офицеров. Наверное, гульнули.

— Нет, господа! — различил он наставнический голос Варшаньи. — Я не могу полностью разделить ваши восторги. Да, возвращение в отечество — отрадно. Но вы подумали, какой дурной и весьма заразительный русский пример привезут туда в своих головах наши солдаты? Давайте рассудим трезво…

«Да, уж ты-то не пил! — усмехнулся Гомбаш. — Наверное, когда другие офицеры где-нибудь в тепленьком местечке дули русский самогон, поскольку казенной водки давно нет, ты выслушал мессу до конца и уже где-то по дороге встретился с этими забулдыгами…»

Что ответили Варшаньи его попутчики, Гомбаш не разобрал, — они заговорили все сразу, по-пьяному перебивая друг друга. Вот уже все они подошли к воротам.

— Ха! — удивленно воскликнул один из офицеров, останавливаясь перед Гомбашем. — Теперь нас будет сторожить венгр?

— Проходите! — шевельнул Гомбаш винтовкой. — Проходите в лагерь!

— Ты еще будешь нами командовать, ублюдок! — пьяно взревел офицер. — Помнишь, какую выволочку мы тебе дали? Забыл? Смотри, заслужишь еще!

— Да брось ты его, пошли! — попробовали утихомирить разбушевавшегося пьяницу его приятели. Но он, отмахиваясь от них, все напирал на Гомбаша:

— Нет, как ты смеешь мной командовать? Да я тебя! — и полез прямо на него, размахивая кулаками.

Гомбаш отскочил и, вскинув винтовку на изготовку, щелкнул затвором, досылая патрон. Руки его дрожали. О, как ненавидел он и этого офицера, и всех, кто был с ним. Казалось, копившаяся долгое время ненависть вся выпирала из него сейчас — еще секунда, другая, она выплеснется наружу, и он нажмет курок…

— Не тронь его, он же выстрелит! — опасливо выкрикнул кто-то из офицеров. Оголтело рвущегося подхватили под руки, спешно провели в калитку. За ним поспешили остальные.

Варшаньи, шедший последним, остановился, заговорил вкрадчиво-спокойным голосом:

— Вы, Гомбаш, перейдя на службу врагу, совершаете не только преступление, наказуемое законами империи. Вы совершаете и великий грех перед господом, ибо нарушили присягу, данную вами, на святом евангелии. Советую вам, пока не поздно, отринуть оружие врага и раскаяться. Ведь свидетелей вашего правонарушения, как вы сами только что убедились, так много, что по возвращении на родину у вас могут быть очень большие неприятности. Желая вам добра, еще раз советую: бросьте сейчас же это! — и рука Варшаньи, медленно и величаво, как поднятая для благословения, потянулась к винтовке Гомбаша.

— Отойдите! — едва сдерживая себя, крикнул Гомбаш. — Я на посту! — Он шевельнул винтовкой, видя, что Варшаньи все еще медлит. И тот, что-то бормотнув, откачнулся, шмыгнул в калитку.

Гомбаш отер пот со лба. И только сейчас почувствовал, как на его разгоряченное лицо уже давно медленно опускаются, щекоча щеки, крупные лохматые снежинки.

* * *