Выхожу на связь(Очерки о разведчиках)

С 1 по 4 февраля они пробирались по ночам в направлении на Будатетень, Будаёрш, Шоошкут. 5 февраля остальные офицеры пошли дальше, а он, Габор, остался со своим денщиком на одиноком хуторе, неподалеку от Бичке — разболелись натруженные раненые ноги. 16 февраля юго-западнее Бичке перешли линию фронта и вышли на шоссе, ведущее на Мор. Вскоре Габор остановил венгерский военный грузовик, который довез их до Мора. Там он разыскал знакомую семью немецкого крестьянина колониста Клейна; в его доме и остановились на отдых. Так как Габор чувствовал себя очень плохо и сильно ослаб, он направил в комендатуру денщика с запиской; к нему были посланы врач и младший офицер. Им он рассказал все обстоятельства перехода через фронт. Комендант разрешил ему временно остаться на частном постое.

28 марта вместе с денщиком они сели на попутную автомашину, надеясь присоединиться к какой-либо венгерской воинской части. В Чепреге они попали под бомбежку. Машина оказалась сильно поврежденной, шофер остался при ней, а они снова двинулись пешком, на запад, желая добраться поскорее до ближайшего села…

На этом «легенда» обрывалась. Дописывать ее должны были сама жизнь и, разумеется, Габор, сообразуясь с обстановкой в районе приземления. А выбросить их предполагалось где-нибудь над Ленти, с тем чтобы они смогли потом обосноваться в районе города Надьканижа. (Стремительное наступление советских войск, правда, могло существенным образом поломать конец «легенды». Но в этом смысле Габору предоставлялось право, более того, вменялось в обязанность действовать быстро и решительно, исходя из обстановки и задания — находиться и действовать в тылу основной массы войск противника.)

Что касается «легенды» для Иштвана Жарнаи, то она в значительной своей части, относящейся к последнему фронтовому периоду, повторяла «легенду» Габора Деметера, у которого Иштван состоял в денщиках. Звали его по «легенде» Ференцем Гэцом.

Габор с особой придирчивостью и в самые неожиданные моменты справлялся у своего напарника о том, как его зовут, однако всякий раз получал уверенный ответ: Ференц Гэц…

На следующий день погода улучшилась. Солнце разорвало серую пелену облаков и разметало туман. Летное поле, покрытое ковром молодой травы, ярко зазеленело под солнечными лучами. Деревья протянули к ним свои ветви с набухшими и готовыми вот-вот лопнуть почками. На венгерской земле бушевала весна.

Деметер и Жарнаи с нетерпением ждали вечера — только бы не испортилась вновь погода! Но вечерний небосвод не предвещал никаких каверз. С аэродрома один за другим взлетали самолеты и быстро таяли в еще не потухшем, розовато-оранжевом небе.

Вот на взлетную полосу вырулила машина, которая должна будет доставить Габора и Рудольфа в заданный район. Разведчики в сопровождении Марии и Павлуши пошли к самолету.

— Ваши люди готовы? — тихо спросил инструктор парашютного дела, подойдя к женщине майору. Получив утвердительный ответ, он громко сказал, обращаясь к Габору и Иштвану:

— Можно садиться!

Габор сделал шаг к Марии, взял ее руки в свои и, крепко пожимая их, взволнованно проговорил:

— Спасибо за доверие. Постараемся оправдать его. За нас не беспокойтесь. Документы у нас отличные, «легенда» самая что ни на есть правдоподобная. Все будет в порядке. Ждите телеграмм.

После того как и Жарнаи простился с Марией, разведчики тепло попрощались с шофером Павлушей, который, очевидно проникшись торжественностью момента, как-то присмирел. Затем оба пошли к трапу. Неуклюже взбираясь по нему, они то и дело оглядывались и махали рукой. Но вот дверца захлопнута, трап убран, и самолет, пробежав по полю, легко оторвался от земли. Сделав круг над аэродромом и прощально помахав крыльями, он лег на курс и вскоре скрылся из глаз.

Документы не подвели

Итак, ровно в 21 час 31 марта транспортный самолет с разведчиками на борту поднялся в воздух и полетел к линии фронта.

— Смотри, Пишта, как точно взлетели! — наклонившись всем телом к Жарнаи, почти прокричал ему на ухо Габор. — У русских действительно все четко организовано, недаром их армии громит гитлеровцев.

— Да, под ударами Красной Армии фашистам несдобровать, — отозвался Жарнаи. — Скоро русские придут в Берлин и Гитлеру будет капут. Глядишь, и поработать-то как следует не успеем.

— Успеем!

Прошло несколько минут. В иллюминаторах самолета синело вечернее небо. Чем выше, тем светлее и прозрачнее было оно, окрашенное последним багрянцем закатившегося дневного светила. А внизу, под крыльями самолета, синева сгущалась до черноты, и земля растворялась в ней, пропадая, как в бездне. Но вдруг в этой черной пучине заискрились, замелькали оранжевыми вспышками какие-то огоньки, и тут же самолет начало встряхивать. Габор и Пишта поняли, что они пролетают над линией фронта и попали под зенитный обстрел. Как бы в подтверждение их догадок из черноты внезапно, точно лезвие безумно длинной шашки, сверкнул луч прожектора и, вонзившись в самолет, залил его слепяще-ярким светом. Самолет закачало еще сильнее.