Выкорчеванная (ЛП)

— Да, но как она сюда вообще попала? — спросила я, снова глядя на книгу: на пятнистые листья бледного и темно-зеленого цвета, двуглавый змей подмигивающий своими красными глазами.

— О… — Балло помедлил, а потом пошел к стеллажу с томами учетных книг, каждая из которых была почти вполовину его роста. Он прошептал над ними какое-то небольшое замшелое заклинание, проводя по ним пальцем, и одна из страниц засветилась на дальней нижней полке. Он с кряхтением поднял тяжеленую книгу, положил ее на стол, поддерживая ее снизу от недостатка практики, и открыл на подсвеченной странице, где светилась одна строка: — Бестиарий, красиво-оформленный, неизвестного автора, — прочел он. — Подарок, преподнесенный… преподнесенный… росинским посольством. — Его голос оборвался. Он посмотрел на дату, над которой застыл его испачканный в чернилах палец: — Двадцать лет назад, и вместе с этим подарено еще с полдюжины томов, — наконец произнес он. — Должно быть принц Василий привез их со своим посольством.

Злокозненная книга лежала посредине стола. Мы молча стояли вокруг. Двадцать лет назад принц Василий Росинский въехал в Кралевию, а три недели спустя темной ночью он уехал в Росию, забрав с собой королеву Анну. Пытаясь скрыться от погони, они слишком сильно приблизились к границам Чащи. Такова была история. Но возможно, они были пойманы ею задолго до того. Возможно какой-то нерадивый переписчик или переплетчик оказался слишком близко к Чаще и опавшая листва попала на бумагу или сделал чернила из желудей и воды, побывавших в Чаще, и этим вписал скверну в каждое слово, что создало ловушку, которая сумела проникнуть даже в стены королевского дворца.

— Нельзя ли сжечь ее прямо здесь? — спросила я.

— Что-что? — подпрыгнул от негодования отец Балло, словно его дернули за ниточку. Думаю, он был противник сжигания любых книг, что я полностью одобряю, если дело не доходит до подобных экземпляров.

— Балло, — сказала Алёша, и судя по ее выражению лица, я поняла, что она разделяет мои чувства.

— Я попробую очищение, чтобы ее можно было безопасно изучить, — ответил Балло. — Если ничего не получится, тогда мы, разумеется, перейдем к более варварским методам обезвреживания.

— Лучше бы не хранить подобную штуку, вне зависимости от того, будет она очищена или нет, — мрачно произнесла она. — Нам следует перенести ее в кузню. Я раздую пламя до бела, и мы оставим ее в нем, пока от книги не останется один пепел.

— Нельзя ее сжигать вот так запросто, — возразил отец Балло. — Она является доказательством по делу королевы, и король должен быть поставлен в известность.

Доказательство осквернения, слишком поздно поняла я. Если королева прикасалась к книге, то она могла заманить ее в Чащу, следовательно королева была осквернена задолго до того, как оказалась под ее ветвями. Если ее предъявят на суде… я с тревогой посмотрела на Алёшу с отцом Балло. Они пришли сюда не для того, чтобы мне помогать. Они хотели остановить меня, пока я не нашла что-то полезное.

Алёша в ответ посмотрела на меня:

— Я не враг тебе, хотя ты и думаешь обратное.

— Ты желаешь им смерти! — ответила я. — Королеве и Касе…

— Я желаю, — возразила Алёша, — безопасности королевству. Вы же с Мареком беспокоитесь лишь о собственных печалях. Ты слишком молода, чтобы быть настолько сильной и в этом проблема. Ты не теряла людей. Когда за столетие все твои родные тебя покинут, тогда ты обретешь иной смысл.

Я хотела было возразить ей на подобное предположение, но это меня остановило. Я с ужасом уставилась на нее. Может это было и глупо с моей стороны, но до сих пор до меня не доходило, что я буду жить долго, как и Саркан, как и она — сотню лет, две сотни… во сколько примерно умирают ведьмы? Я никогда не состарюсь. Просто буду жить, оставаясь прежней, тогда как все окружающие будут стареть и уходить, как боковые побеги какой-нибудь лозы, ползущей прочь от них все время вверх.

— Не хочу я обретать подобный смысл! — вслух произнесла я, нарушая повисшую в зале тишину. — Не хочу подобного смысла, если это означает перестать кого-то любить. Что в нем такого, кроме людей, ради которых и стоит жить? — Возможно существует способ поделиться частью этой жизни, лихорадочно думала я. Быть может я смогу поделиться со моей семьей, с Касей… если только они захотят принять этот дар. Кто согласится на подобную цену — выпасть из знакомого мира, вырвать себя из жизни.

— Дорогое дитя, ты слишком встревожена, — слабо произнес отец Балло, делая движение, чтобы меня успокоить. Я уставилась на него, и заметила легкие морщинки в уголках глаз, все дни проведенные над пыльными книгами, без любви к иному занятию. И на Алёшу, которая с одинаковой легкостью рассуждала о сожжении книг и людей. Я вспомнила Саркана, сидящего в своей башне, и крадущего девушек нашей долины. Его холодность во время моего первого появления, словно он не мог вспомнить, что думает и чувствует обычный человек.

— Страна это и ее люди, — сказала Алёша. — Больше людей, чем те несколько, кого ты сильнее всех любишь. И Чаща угрожает им всем.