Выкорчеванная (ЛП)

— Ну вот, — произнес он, чрезвычайно довольный собой. Я села и толкнула его на спину на другой конец постели.

Взявшись за пояс на его штанах — он до сих пор был в них! — Я произнесла: «Hulvad». Они рывком растаяли в воздухе, и я зашвырнула следом за ними свои юбки. Он лежал подо мною совершенно обнаженный, длинный и худой, с внезапно прищуренным взглядом. Он обнял мои бедра руками, и ухмылка слетела с его лица. Я взобралась на него сверху.

— Саркан, — произнесла я, задержав на языке дым и грохот его имени как приз, и скользнула на него сверху. Он закрыл глаза, напрягшись, словно от боли. Все мое тело по ощущениям обрело прекрасную тяжесть. Удовольствие все еще расходилось внутри меня широкими волнами, сродни тугой боли. Мне нравилось ощущать его глубоко внутри себя. Он несколько раз длинно и неровно вздохнул. Его пальцы крепко впились в мои бедра.

Я оперлась о его плечи и, покачиваясь, двигалась на нем.

— Саркан, — повторила я, прокатывая на языке, исследуя все потаенные уголки, прячущиеся в глубине частички, и он беспомощно застонал и выгибаясь подо мной. Я обняла его, обвив ногами, и он, крепко прижав меня к себе, опрокинул меня и вжал в постель.

* * *

Я лежала, переводя дыхание, тесно прижавшись к его боку, чтобы не свалиться с узкой кровати. Погрузив руку в мои волосы, Саркан лежал, уставившись на балдахин с таким странным видом, словно не помнил, как все вышло. Мои ноги и руки отяжелели, стали вялыми, и чтобы двинуть ими нужно было бы пользоваться краном. Я положила на него голову и наконец спросила:

— Почему все-таки ты забирал нас?

Он бессмысленно перебирал мои волосы, распутывая колтуны. Рука замерла. Спустя миг он вздохнул, обдав дыханием мою щеку:

— Вы привязаны к долине. Все вы, кто родился здесь и вырос, — ответил он. — Она вцепилась в вас. Но это же в свою очередь создает собственный канал, и я мог бы выдавить через него часть силы Чащи.

Он поднял руку и провел над нашими головами. За его ладонью появился тонкий серебристый узор: схематичная версия рисунка в моей комнате, карта с пролегающими через долину каналами волшебной силы. Они следовали вдоль длинной яркой линии Веретянницы, все ее малые притоки шли с гор. На месте наших деревень и Ольшанки горели звездочки.

Каким-то образом эти линии меня не удивили. Такое чувство будто подспудно я об этом знала всегда. Всплеск воды в Двернике на деревенской площади вслед за ведром, опущенным в глубокий колодец, летнее журчание быстрого течения Веретянницы. Они полны волшебства, силы, готовой для использования. Поэтому он перерезал подпитывающие каналы, чтобы отобрать побольше до того, как Чаща могла бы прибрать к своим рукам.

— Но зачем тебе одна из нас? — спросила я, все еще озадаченная. — Ты бы мог просто… — Я сделала хватающий жест рукой.

— Не привязавшись сам к долине не могу, — ответил волшебник так, словно это объясняло все на свете. Я замерла. Во мне росло недоумение. — Не стоит тревожиться, — сухо добавил он, полностью неверно меня поняв. — Если мы сумеем пережить следующий день, то найдем способ избавить тебя от этого.

Он убрал руку от серебристых линий, попутно стерев их. Мы больше не говорили. Я не знала, что сказать. Спустя некоторое время его дыхание у моей щеки выровнялось. Плотный бархатный занавес скрывали нас ото всего мира, словно мы лежали внутри его зашторенного сердца. Я больше не чувствовала крепкой хватки страха. Вместо этого я ощущала боль. В глазах пощипывали слезинки, горячие и жгучие, словно хотели смыть соринку, но их усилий было недостаточно. Было почти жаль, что я поднялась сюда.

Я почти не задумывалась о том, что будет потом — когда мы остановим Чащу и выживем. Казалось абсурдным размышлять об этом после чего-то столь невероятного. И тем не менее я поняла, что подспудно представляю свое положение в Башне. Свою крохотную комнату наверху, веселое обшаривание лаборатории и библиотеки, надоедание Саркану в виде неопрятного приведения, которое оставляет его книги где попало и держит огромные двери открытыми нараспашку, и которое вынуждает его прийти на весенний праздник и задержаться до танцев, чтобы станцевать с ним разок другой.

Я уже знала, хотя еще не облекла это знание в слова, что в родном доме мне больше нет места. И еще я знала, что не желаю провести все оставшиеся дни, летая по свету в избушке на курьих ножках, как в сказках о бабе Яге, как не желаю жить в королевском замке. Кася хотела свободы, мечтала о распахнутом перед нею настежь целом мире. Я — нет.