Выкуп

Она подняла глаза и слегка повернула голову, поглядев на портрет, висевший на стене. Викентий обратил на него внимания сразу, как зашёл в комнату, но теперь разглядел повнимательнее. Он понял, что это изображение князя Всеволода Берестова. Бабушка Елена столько рассказывала ему о своём младшем брате, часто называя его Лодей. Наверное, он для неё всегда оставался маленьким мальчиком – на десять лет моложе неё, – которого нужно было оберегать. У Викентия сжалось сердце: ведь бабушка так и не увидела его взрослым человеком. Лоде было восемнадцать, когда он со своей юной шестнадцатилетней женой Катюшей Петрусенко уехал в эммиграцию – навсегда… На портрете это был высокий мужчина преклонных лет, но ещё не старый, с прекрасной осанкой, гордой посадкой головы и задумчивым взглядом. Густые русые волосы тронуты сединой, борода и усы в русской стиле. Князь Всеволод был красив и поразительно похож на свою старшую сестру. Викентий с первого же взгляда увидел это, вспомнив свою бабушку Елену…

– Ты ведь знаешь, дорогой, как Викентий Павлович впервые встретил твою бабушку Елену и моего мужа, князя Всеволода? Он был тогда ещё совсем маленьким мальчиком и ему угрожала смертельная опасность! Ты знаешь эту романтическую историю?

– Я знаю, конечно же. Но мне всегда казалось, что бабушка многое присочинила – всякая мистика, ужасы, интриги…

– Нет, нет! Всё так и было! Я ведь тоже была там в то время, правда, ни в чём не участвовала. Мне было только пять лет!

Бабушка Катрин засмеялась – смех был заливистый, детский, и Викентий невольно улыбнулся, подумав, что так малышка Катя Петрусенко смеялась в свои пять лет.

– Я мало что помню, – продолжала она. – Только нашего охотничьего пса Тобика и дядиного денщика Максима, который носил меня на руках. А Лодю я видела тогда всего один раз – он приехал вместе с Леночкой попрощаться с нами, когда мы уезжали. Подарил мне букетик полевых цветов, а я сделала реверанс, как мама меня учила. Ему было семь лет, а мне пять, могли ли мы тогда подозревать, что всю жизнь проживём вместе! Два года, как князь Всеволод умер, я так без него скучаю!

Её глаза ещё больше заблестели от слёз. Винсент наклонился и обнял бабушку:

– Мы все без него скучаем, – сказал ласково. – Дед был таким замечательным! Знаешь, Вик, – он повернулся к кузену, – мои дедушка и бабушка воевали с немцами во французском Сопротивлении!

– Но Швейцария ведь была нейтральной! – удивился Кандауров.

– А они нейтральными быть не захотели! Франция-то рядом, там у них оставалось много друзей.

– Мы поехали в Анси – это французкий город, очень близко и границы практически нет. – Бабушка Катрин махнула рукой в сторону видневшихся гор. – Оттуда уже не вернулись, добрались до Лиона, там у нас были очень хорошие друзья, тоже из русских эмигрантов. Мы ни на минуту не сомневались, что они не будут терпеть немецкого господства, и мы не ошиблись. Работали вместе в лионском подполье, а в сорок первом, когда Гитлер напал на Россию, поняли, что пришло время более активных и открытых действий. Вот тогда мы и ушли в отряд «маки» – сюда, в Савойские Альпы, почти у самой границы с Швейцарией. С нами был и старший сын Роман, отец Венсана.

– Да, отец любит вспоминать своё «гаврошество», – улыбнулся Винсент. – Он ведь ещё совсем мальчишкой был в лионской группе связным. А когда ушёл в горы, в партизаны, ему только исполнилось шестнадцать лет.

– Моему отцу, Владимиру Кандаурову, тоже было в сорок первом шестнадцать, – сказал Викентий и переглянулся с Винсентом: совпадения продолжались. – В армию его ещё не брали, но он ушёл в ополчение – были такие добровольные вспомогательные войска из непризывного населения. Участвовал в боях при обороне нашего города Харькова, при отступлении попал в одну из воинских частей, да так и остался в ней. Из-за него бабушка Елена не уехала в эвакуацию, осталась в городе и тоже работала в подпольной организации. А отец потом, позже, был направлен на два месяца в школу младших командиров – и снова фронт. Окончил войну двадцатилетним капитаном и пошёл работать в милицию – по семейной традиции.

– Значит, Митя и Елена назвали своего сына Владимиром? Это, конечно, в честь Митиного отца, трагически погибшего в Крыму, под обвалом… Мы с мужем тоже назвали нашего первенца в честь отца Всеволода – Романом. Князь Роман тоже трагически погиб, в Париже, на пожаре в театре… Ты, Викеша, слышал эту историю?

– Конечно же слышал! Князь Роман Берестов ведь и мой прадед, бабушка Елена Романовна рассказывала мне.

– А я знаю историю гибели в Крыму, на постройке железной дороги, твоего прадеда, Владимира Кандаурова, – подхватил Винсент.

– Да, да, Венсан очень много знает из истории наших семей. Ему это нужно… Ты не говорил кузену о своей литературной работе? – спросила внука Екатерина Викентьевна.

– Нет, ещё не успел. – Винсент смущенно улыбнулся. – Скажи уж сама, раз начала.

– Венсан пишет записки о знаменитом сыщике Викентии Павловиче Петрусенко! – с гордостью сказала княгиня Берестова. – Так ведь это называется, дорогой?