Выкупи меня

— … нет! — строго сказал папа. — И такой ответ будет всегда!

Потом девочка заметила его собеседника — он как раз выбрался из тени. То был дедушка, ни её, девочкин дедушка, а чужой. Плохой дедушка, она чуяла это. Дедушка сидел в кресле на колёсиках. Он управлял ими с помощью рычажков. Похожие были у папы в машине. Но эти только меньше.

Девочке сразу же захотелось такое кресло. Она даже хотела подойти к дедушке и попросить покататься. Пусть он и плохой, но не настолько же, чтобы отказать ей. Мамочка вон всегда говорит: «Тебе невозможно отказать». Но потом дедушка заговорил и она передумала.

— Эх, Слава-Слава, — он тряхнул белой головой, — как бы тебе не пришлось пожалеть о твоём «нет».

Папочка сжал кулаки. Взрослые всегда так делают, когда собираются кинуться на обидчика. Девочка не хотела, чтобы папа дрался. После драки бывают синяки и царапины, которые потом больно лечить. А ей совсем не хотелось, чтобы папочка болел.

— Угрожаете? — резко произнёс отец.

Дед в кресле рассмеялся — нехорошо так. Девочка уже знала, что взрослые иногда смеются не потому, что весело, а от злости.

— Что ты, Славик, — мягко проговорил он, — лишь предупреждаю. Ты же знаешь, как вы мне с Динарой симпатичны. Мои лучшие ученики.

— Клим Давыдович, — тон отца тоже смягчился, — вы знаете, как мы с Диной уважаем вас. Но вмешивать в эту программу нашу дочь я не позволю.

Дед нахмурился:

— Зарываешься, Славик! — почти грозно сказал он. — Ты ведь сам знаешь — Ника не ваша дочь.

— Наша! — рявкнул папа. — И она — Вероника.

— Нет, Славик, — качнул головой старик, — именно Ника. Богиня победы. Крылатая и прекрасная. Она непременно принесёт нам успех. — И резко повернулся к ней: — Да, Никуля? Что скажешь?

Будучи обнаруженной, малышка больше не стала скрываться. Она вбежала в кабинет, кинулась к отцу, обняла за ногу, спрятала личико в грубой шерсти его брюк.

Отцовская рука в охранном жесте опустилась на рыжую макушку.

— Папочка, — девочка задрала личико, чтобы встретить отцовский взгляд, тёплый, но полный тревоги, — этот дедушка плохой! Почему он говорит, что я — не твоя? Я ведь твоя?!

Подбородочек сморщился, нижняя губка задрожала. Девочка собиралась вот-вот разрыдаться.

Мужчина присел рядом на корточки, отвёл с лица непослушные рыжие кудряшки, поцеловал глазки и прижал кроху к себе:

— Конечно, моя, Клубничка, — проговорил он, воркуя. — Моя любимая доченька. Моя и мамина. И так будет всегда.

Старик в кресле коротко усмехнулся: