Читаем Вымершие люди: почему неандертальцы погибли, а мы — выжили полностью

В этой книге мы не раз видели, что биологические инновации наиболее активны среди периферийных популяций, тех, которые живут на краю основного ареала. Неудивительно, что люди, жившие в Евразии и создававшие переходные или ранние верхнепалеолитические культуры, находились на краю географического ареала[292]. По мере наступления тундростепи эти пограничные поселения становились передовыми войсками. У них было два варианта: быстро адаптироваться к новым обстоятельствам или умереть. Необходимые изменения включали поиск способа выживания и охоту на животных в чуждых, безлюдных местообитаниях, внезапно появлявшихся повсюду.

Вот один пример того, как люди пытались справиться с этой ситуацией. Долина Везер на юго-западе Франции была зоной соприкосновения редколесных местообитаний и тундростепи 34–27 тысяч лет назад[293]. Люди, жившие в этой долине, принадлежали к ориньякской культуре. С биологической точки зрения они могли быть предками, но мы не можем полностью исключить вероятность того, что они были протопредками или даже неандертальцами. В начале этого периода климат был холодным и сухим. В ландшафте доминировали холодные степи, в которых ориньякцы охотились преимущественно на северных оленей и лошадей. Они скитались по открытым пространствам, отслеживая стада, и делали орудия из кремневых пластин, которые можно было легко переносить с места на место, используя добытое в отдаленных местах сырье. Ближе к концу этого периода климат стал более теплым и влажным, что способствовало распространению лесистой саванны и леса. Ландшафт превратился в мозаику местообитаний со множеством разнообразных млекопитающих, поэтому ориньякцам не нужно было далеко перемещаться в поисках еды. В то же время оленей стало меньше, чем раньше, — их среда обитания сократилась, поэтому поведение ориньякцев изменилось, они стали более оседлыми и начали охотиться, в частности на благородных оленей, кабанов и туров. Сырье для изготовления каменных орудий добывалось на месте, что соответствовало более оседлому образу жизни, и даже типы производимых инструментов теперь отличались от инструментов более раннего периода. Поведение ориньякцев могло быть очень гибким, а их деятельность и инструменты могли корректироваться в связи с изменениями в окружающей среде.

Те изменения, которые претерпевали ориньякцы во Франции, были тогда характерны для нестабильного мира Северной Евразии. Ярким примером таких изменений являются палинологические[294] данные с озера Лаго Гранде в Монтиккио, на юге Италии[295]. Эти данные охватывают последние 100 тысяч лет и включают интересующий нас период 50–30 тысяч лет назад. На участке были зафиксированы постоянные быстрые изменения ландшафта вокруг озера: степи превращались в лесостепи, а затем в лес, и обратно. Именно такого рода изменения происходили во многих регионах Евразии, и жившие там люди должны были приспосабливаться к ним снова и снова. Самое удивительное, что показало исследование в Монтиккио, — это скорость изменений. Серьезные перемены в растительности занимали в среднем 142 года. Это означает, что одно поколение людей могло жить в лесном ландшафте, их дети — в лесостепи, а внуки — в открытой степи. Поскольку изменения шли не в одном направлении, последующие поколения могли снова оказаться в лесостепи или лесу.

Изменения происходили с наибольшей частотой и интенсивностью в зонах, где равнины Северной Евразии встречались с холмами и горами юга. Эти зоны соприкосновения (или контакта) часто представляли собой мозаики разных местообитаний, раскинутых на небольших территориях, как во Франции. В теплые периоды леса росли в низинах и вверх по склонам вплоть до границы леса. Когда условия становились холоднее, граница леса опускалась, и леса оставались в изолированных укромных долинах. Если эти условия сохранялись, то лес мог и вовсе исчезнуть. Условия вдали от этих зон соприкосновения были более стабильными. Это демонстрирует вся Центральная и Юго-Восточная Европа. В это время климат Центральной Европы был холодным, но стабильным, и главными млекопитающими здесь были наши знакомые по тундростепи, в первую очередь шерстистый мамонт и северный олень[296]. К югу, на Балканах, эти животные встречались редко или вовсе отсутствовали, поскольку там наблюдалась гораздо большее разнообразие видов, среди которых были такие лесные животные, как туры, благородные олени и кабаны.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Энергия, секс, самоубийство. Митохондрии и смысл жизни
Энергия, секс, самоубийство. Митохондрии и смысл жизни

Испокон веков люди обращали взоры к звездам и размышляли, почему мы здесь и одни ли мы во Вселенной. Нам свойственно задумываться о том, почему существуют растения и животные, откуда мы пришли, кто были наши предки и что ждет нас впереди. Пусть ответ на главный вопрос жизни, Вселенной и вообще всего не 42, как утверждал когда-то Дуглас Адамс, но он не менее краток и загадочен — митохондрии.Они показывают нам, как возникла жизнь на нашей планете. Они объясняют, почему бактерии так долго царили на ней и почему эволюция, скорее всего, не поднялась выше уровня бактериальной слизи нигде во Вселенной. Они позволяют понять, как возникли первые сложные клетки и как земная жизнь взошла по лестнице восходящей сложности к вершинам славы. Они показывают нам, почему возникли теплокровные существа, стряхнувшие оковы окружающей среды; почему существуют мужчины и женщины, почему мы влюбляемся и заводим детей. Они говорят нам, почему наши дни в этом мире сочтены, почему мы стареем и умираем. Они могут подсказать нам лучший способ провести закатные годы жизни, избежав старости как обузы и проклятия. Может быть, митохондрии и не объясняют смысл жизни, но, по крайней мере, показывают, что она собой представляет. А разве можно понять смысл жизни, не зная, как она устроена?16+

Ник Лэйн

Биология, биофизика, биохимия / Биология / Образование и наука
Метаэкология
Метаэкология

В этой книге меня интересовало, в первую очередь, подобие различных систем. Я пытался показать, что семиотика, логика, этика, эстетика возникают как системные свойства подобно генетическому коду, половому размножению, разделению экологических ниш. Продолжив аналогии, можно применить экологические критерии биомассы, продуктивности, накопления омертвевшей продукции (мортмассы), разнообразия к метаэкологическим системам. Название «метаэкология» дано авансом, на будущее, когда эти понятия войдут в рутинный анализ состояния души. Ведь смысл экологии и метаэкологии один — в противостоянии смерти. При этом экологические системы развиваются в направлении увеличения биомассы, роста разнообразия, сокращения отходов, и с метаэкологическими происходит то же самое.

Валентин Абрамович Красилов

Культурология / Биология, биофизика, биохимия / Философия / Биология / Образование и наука