Вынужденное признание

— Работу? — Незнакомец остановился. — Чепуха! Все дело в амбициях. Вы вообразили себя Шерлоком Холмсом. Пинкертоном! Какого черта вы поперлись на дачу к Дементьеву? Чего вам не сиделось дома?.. Впрочем, мы сами виноваты. Нам следовало догадаться раньше, что Дементьев не передал пленку Данилову. Однако мы уверовали в его профессионализм и считали, что он держит все под контролем. В том-то и дело… Мы слишком доверяем людям. Вот и вам я доверял, Александр Борисович, и что я получил взамен? Пленку, склеенную из нелепых обрывков. Разве это справедливо, а, Александр Борисович?

— Другой у меня нет, — хрипло ответил Турецкий. — И эта пленка была цела до тех пор, пока ваши архаровцы не обстреляли машину.

— Вы хотите сказать, что пуля попала в кассету? — удивленно спросил незнакомец.

— Именно.

— Чудеса, да и только. Значит, вы хотите сказать, что мы зря похитили вашу жену? Зря привезли вас сюда? Значит, все это было зря?

Турецкий усмехнулся:

— Выходит, что так.

Незнакомец долго молчал. Затем тяжело вздохнул и позвал:

— Бык!

Тяжелые шаги заухали по железному полу, словно кто-то и впрямь вел сюда быка или слона.

— Побеседуй с нашим гостем, а я пока выйду, покурю.

— Не хотите поучаствовать? — пророкотал молодой басок.

— Нет. Не люблю насилия. Позовешь, когда закончишь.

Подошвы незнакомца застучали по железному полу. Затем где-то скрипнула дверь, и все стихло.

— Ну что, следак, — обратился к Турецкому обладатель баса. — Приступим?

Ответить Турецкий не успел. Огромный и твердый, как железо, кулак врезался ему в лицо.

Бык бил спокойно и профессионально, без суеты, без особого напряжения. Он словно отрабатывал удары на боксерском мешке. В голову. В живот. Снова в голову. В грудь. Опять в живот.

Удары сыпались мерно и почти ритмично. Наконец они прекратились.

— Устал, — сообщил Турецкому Бык. — Отдохнем, а, следак?

Турецкий выплюнул кровь и прошелестел разбитыми губами:

— Слабак.

Бык глухо засмеялся:

— А ты ничего. Крепкий парень. Люблю таких ломать. Позвать начальство или хочешь, чтобы я продолжил?

— Валяй, — выдохнул Турецкий.

И Бык снова приступил к работе. На этот раз он старался бить по уже ушибленным местам, чтобы было больнее. Турецкий принимал удары, стиснув зубы, не издавая ни звука.

— Фу-у… — остановился наконец Бык. — Ты что, из дерева, что ли?

Турецкий молчал. Он чувствовал, как горячая кровь струится у него по шее, заливает грудь. Чувствовал боль в груди, такую, словно ему меж ребер воткнули раскаленный железный штырь.

— Ладно, буратино, — вздохнул Бык. — Приступим ко второй части программы. Пойду схожу за твоей женушкой. У меня есть один безотказный метод. Развязывает языки всем, даже таким деревянным парням, как ты.

Бум-бум-бум — застучали каблуки по железному полу. И снова скрипнула дверь.

— Ирина… — тихо проговорил Турецкий. — Ирина.

Имя жены болью отозвалось у него в душе. И эта боль была гораздо сильнее боли, разрывающей голову и грудь.

«Что же делать? — мучительно думал Турецкий. — Ребята, где же вы? Почему вы не идете?»

В голове у Турецкого загудело, темнота перед глазами подернулась желтыми волнами. Турецкий понял, что теряет сознание.

19

Бык, огромный, краснорожий парень в черной кожаной куртке, вышел на улицу и с удовольствием подставил потное лицо под струю прохладного ветерка.

— Ну что? — повернулся к нему Чернявый, попыхивая сигаретой. — Сломал его?

Здоровяк сдвинул мощные надбровные дуги и покачал головой:

— Не-а. Молчит, гнида.

Чернявый приподнял бровь и окинул Быка с ног до головы презрительным взглядом.

— Может, плохо работал?

Бык покачал головой и осклабился, обнажив крупные белые зубы:

— Нет, шеф. Работал как всегда. Просто буратино крепкий попался. Ну ничего. Сейчас перекурю и возьму пруток. Дам пару раз по коленям, он у меня признается в том, что Никсона убил.

— Не Никсона, а Кеннеди, болван.

«С какими идиотами приходится работать, — с тоской подумал Чернявый. — Раньше было не так. А теперь… Развелось швали! Одно слово — бык».

— Шеф, может, за бабой ментовской сгонять? Задерем ей юбчонку — сразу расколется.

— Успеется. Раскалывай так. — Чернявый вытянул руку и посмотрел на тлеющий кончик сигареты. — До бабы очередь еще дойдет.

— А когда расколем, что делать будем? Отпустим?

Чернявый оторвал взгляд от кончика сигареты и пристально посмотрел в глаза Быку своими темными глазками-буравчиками.

— Зачем? — спросил он.

— Значит, мочить? — тупо переспросил Бык.

— Там будет видно.

— Понятно. О, шеф! — негромко воскликнул Бык, глядя куда-то за спину Чернявого. — Смотри!

Чернявый оглянулся. По гравийной дорожке к ним приближался невысокий худощавый парень лет тридцати. На открытом лице парня играла улыбка.

— Ребят, сигареткой не угостите? — заговорил парень. — Мои кончились, а до киоска без затяжки не добегу.

— Нету, — сказал Бык. — Давай, недомерок, двигай отсюда!

— Нету так нету, — улыбнулся парень. — Только зачем грубить? Мне вот твоя обезьянья рожа тоже не нравится, но я ведь не грублю.

Бык ошалело выкатил на парня глаза:

— Что? Что ты сказал?