Вынужденное знакомство

– И что теперь нам делать? – спросила Елизавета Егоровна. – А если кто-нибудь снова захочет Настю украсть? Не получилось у этой сволочи, получится у другого.

– На этот счет можете быть спокойны, – уверил Вадим Юрьевич. – Никто, кроме Фаруха, не знает, кто такая Анастасия и для чего он везде таскал ее с собой. А наверх, руководству, об Анастасии он не докладывал, прекрасно понимая, что, пока не доставит «товар» заказчику, говорить не о чем. К тому же за одну Настю, без ребенка, он бы получил только половину, вот и стремился забрать Савву вашего. Все это время его сообщник следил за вами в Москве, только возможность выкрасть малыша не предоставлялась: мальчик постоянно находился под присмотром. А когда соглядатай доложил Фаруху о том, что Савву увезли и куда увезли, он решил воспользоваться шансом. Ваш город – не Москва с ее тотальным Fine Face, распознаванием лиц, здесь ему не составило никакого труда не попасть ни на одну видеокамеру. Поэтому, кстати, они и крались так близко к забору, когда их заметила Полина, поскольку там слепая зона. Ну и, надо признать честно, он сумел нас почти убедить, что покинул страну, – усмехнулся следователь и повторил со значением: – Почти. Так что про Настю и Савву организации террористов неизвестно, живите спокойно, для вас весь кошмар закончился, – подытожил он свое разъяснение.

– Ну, спокойно – это в другой жизни, – вздохнула Полина, – а мне на поезд пора.

Поезд из Москвы прибывал ранним утром.

Стоя в проходе вагона, Полина смотрела в окно, выискивая взглядом Василия, который должен был ее встречать, и в какой-то момент с удивлением обнаружила, что испытывает теплую радость и какой-то бравурный душевный подъем оттого, что приехала. Оказывается, она соскучилась по этому городу.

Ну надо же! Даже не думала, что так к нему привязалась и прикипела, хоть он и был для нее дорогим и родным в детстве, но как-то во взрослой жизни ностальгии по малой родине она не испытывала. А тут так вдруг хорошо на душе стало оттого, что вернулась, приехала. Сколько ее не было? Месяц? Нет, поменьше, двадцать пять дней.

Да, двадцать пять дней бесконечной деловой занятости – открытие счета и оформление статуса индивидуального предпринимателя, прохождение всех необходимых инстанций и процедур, а параллельно бесконечные встречи, обсуждения и переговоры-разговоры.

А еще паковка-сортировка и перевоз вещей в их с мамой квартиру, подготовка и сдача внаем своей прекрасной квартирки, в которой так и не пожила толком, заказ специального контейнера для перевоза отобранных на выставку картин…

Сплошная суета и кутерьма.

И ведь чтобы ничего не забыть и не пропустить что-нибудь важное, Полина постоянно составляла списки по каждому вопросу и сверялась с ними по нескольку раз, но, разумеется, все равно забыла то самое важное. И пришлось складывать и запихивать в свой багаж все, что позабыла, в последнюю минуту и, самое главное, еще и прихватить с собой пять картин, которые ей передали прямо перед отъездом.

Так что Юрию Александровичу, провожавшему Полину на вокзал, пришлось, отдуваясь и пыхтя, тащить ее тяжеленный чемодан, а ей самой – связку картин, старательно оберегая их от соприкосновения с суетящейся толпой пассажиров и провожающих, снующих в вокзальной неразберихе.

Полина вынужденно отступила назад в купе, пропуская выходивших пассажиров. Так, где Василий, хотелось бы знать? Вон уже практически все приехавшие покинули вагон, встречающие всех, кого хотели, встретили, а его все нет? Где его носит?

– Что, не пришли встречать? – с сочувствием в голосе спросила Полину милая, приветливая проводница Верочка.

– Да придут, – уверила больше себя, чем ее, Полина и вышла на перрон.

Посмотрела тревожно в конец поезда – народ торопливо покидал платформу, таща свои чемоданы и сумки, а Василия не наблюдалось ни в какой перспективе.

Придется, наверное, просить милую проводницу помочь вынести чемодан и вызвать носильщика…

– А это не за вами? – отвлекла ее от нерадостных раздумий проводница.

Поля повернулась, посмотрела, куда указала Верочка, и увидела, как по перрону несется… Сердце колотнуло-шибануло ударом, и перехватило дыхание…

С огромным букетом белых роз в руке бежал к ней вдоль поезда Прохор Ильич Ярыгин.

Подбежал, запыхавшийся, раскрасневшийся, шумно дыша, весь еще в стремительной энергии движения.

– Здравствуй, Полина Павловна, – выдохнул он весело, наклонился и поцеловал ее в щеку.

А Полина вдруг почувствовала что-то вроде толчка, словно кто-то мягкой, но настойчивой рукой подтолкнул ее в спину к нему, и ее накрыло таким потрясающим ощущением бесконечной близости к этому мужчине и бесконечному родству с ним…

Чувство было настолько сильным, ясным и поразительным, что она задохнулась на какое-то мгновение, глядя в его удивленные, восторженные глаза.

– Я думала о тебе все время, Прохор Ильич, – призналась Полина, словно это было самым естественным, что надо обязательно сделать, и повторила: – Все время.