– А зачем выбирать-то? – уточнила Полина. – Родились и выросли здесь, живем, работаем и дальше жить будем. И культуру, если надо, защитим, ничего же кардинально не изменилось, мы ж не воюем с Евросоюзом и Америкой, а помогаем людям Донбасса, как позиционируется эта СВО.
– Да нет, дорогая, мы как раз таки воюем именно с Евросоюзом и с Америкой, а не просто с Украиной, и жить-работать как прежде уже не получится. Ты разве не знаешь, что введены адские санкции, как они это называют, против России, и европейские страны, одна за одной, позакрывали границы для въезда россиян? Что уходят иностранные компании с нашего рынка, что русский бизнес за рубежом арестовывают, а деньги, принадлежащие России, несколько сотен миллиардов золотовалютного запаса, арестованы. Недвижимость россиян и их деньги в иностранных банках арестовывают и отбирают. На русских объявлена травля, и она началась и будет только усиливаться. Огромное количество деятелей культуры, чиновников всякого рожна и бизнесменов, возбужденных той самой пропагандой против России, рванули из страны как тараканы, по ходу своего бега крича в рупор, что они против президента, против войны и вообще ненавидят все русское. За баблом своим и «свободами» побежали. И еще будут бежать пачками, пока есть возможность.
– Да? – подивилась Полина и призналась: – Я ничего про это не слышу, не знаю. У нас свое горе-беда, мы в нее погружены. Не до того нам и уж тем более не до выбора чьей-то стороны и побегов, Ярослав Антонович.
– Это-то понятно, – сочувственно вздохнул Званный. – Только не получится отсидеться в сторонке, как прежде, каждый окажется в обстоятельствах, когда его поставят перед выбором. – И хохотнул, вспомнив известное выражение: – И спросят: «С кем вы, мастера культуры?»
– Ну, поставят, спросят, тогда и будем выбирать, – устало вздохнув, смиренно заметила Полина. – Нам бы Настеньку найти, а там и ладно, поживем дальше, посмотрим.
И, вспомнив, зачем, собственно, примчалась в мастерскую, спросила тревожно:
– Так ты что, собрался всерьез воевать, Ярослав Антонович? Там же сейчас по-настоящему все крушить начнут. Ты что, на фронт этот собрался?
– Ну а то куда? – пожал он могучими плечами. – Мое место там, с ребятами моими, с бойцами. Там сейчас самое главное, там история творится, Полюшка. А какие люди, типажи, лица, ты бы видела… – протянул он, мысленно уже находясь рядом с теми самыми типажами и лицами. – Я тебе буду рисунки свои и картины передавать с оказией, сохранишь?
– Ну что ты спрашиваешь, Ярослав Антонович! – попеняла ему, ужасно расстроившись и негодуя, Полина. – Как высшую ценность, любовно, заботливо и нежно. И сохраню, и выставлю, если получится. Может, и продать что удастся.
– От за это тебе спасибо, красавица, – расплылся в улыбке Званный. – И вот что, Полюшка, разговор наш с тобой не окончен, это я так, немного по верхам прошелся, рассерчав не на тебя, а на общую обстановку в стране. Да соображениями-тревогами своими поделился, даже не коснувшись сути конфликта, всех его явных и скрытых смыслов и того, что, помимо прочего, борьба уже идет на уровне добра и зла, против повылезавшего инферно, твою козлищу по рогам, Ержин Попаданыч, такое там нацистское дерьмо развелось, – ругнулся он. – Но ты запомни главное: это не на месяц и не на два-три, все вражьи силы сейчас против России поднимутся, да только не одолеть им нас. Сейчас польются на нас помои грязи, обвинений и вранья, поскольку, как говорится, «к штыку приравняли перо», к пулемету – кино и изобразительное искусство, а к ковровой бомбардировке – бо́льшую часть культуры России в целом. И главное в этом гадючном бедламе – не позволить себе испачкаться в грязевом информационном потоке дерьма. Это тебе мое предостережение, Поленька. Если сильно прижмет, ты четко помни и знай, что Россия ведет праведную битву и обязательно выйдет из нее победительницей, по ходу переформатировав и весь остальной мир. И самое важное в той трансформации – это найти себя и свое правильное место в новом устройстве мира, то место, где ты нужна, важна и можешь многое сделать не только для себя, но и для страны. Это мой тебе наказ и благословение, – усмехнулся он и хекнул по-суховски: – Как говорит один мой знакомый командир-спецназер: «Все будет хорошо, но в крайнем случае – нет». Так что держись, Полюшка Пална. И крепись, легко не будет.
Помолчали, каждый обдумывая что-то свое, и больше к теме военной операции не возвращались – обсудили дела насущные, вопросы бытовые, оговорили способы возможной связи.
А когда, вроде ничего не упустив и обо всем договорившись, Поля засобиралась, заспешив по своим невеселым семейным делам, они постояли у двери, посмотрели друг на друга, словно хотели сохранить в памяти, запечатлеть образы друг друга, да и обнялись крепко и нежно, прощаясь. Поцеловала Поля Ярослава Антоновича в щеку и, перекрестив на дорожку, как учила бабушка Василиса, отпустила.