Вынужденное знакомство

Ну что теперь сетовать, случилось то, что рано или поздно должно случиться, – невозможно было долго скрывать от бабули правду. И так они продержались больше, чем могли ожидать.

Из больницы они все-таки позвонили бабуле, как и обещала Полина, и Вася бодрым голосом отрапортовал, что идет на поправку, твердо пообещав, что, как только его выпишут, приедет к ней с Саввушкой восстанавливать здоровье и бла-бла-бла в том же оптимистичном ключе.

И улыбался. Он очень старался улыбаться.

Василиса Макаровна слушала, кивала, всплакнула, особенно когда поговорила еще и с Саввушкой, и, попрощавшись, Поля с Васей осторожно, чтобы не спугнуть, облегченно перевели дыхание, отпуская внутреннее напряжение, – вроде обошлось. Голос у бабушки был хоть и печальный, но бодрый, здоровый.

Тьфу-тьфу-тьфу три раза! Пронесло.

Но не пронесло. Не дала Судьба им такого шанса.

Вечером вернулась из поездки мама, вдохновленная, довольная, с новым подписанным договором и некоторыми образцами одежды. Почувствовав какую-то определенность и вроде бы образовывающуюся заново «устойчивость под ногами» и ту самую, налаживающуюся движуху в делах, Елизавета Егоровна серьезно взбодрилась, наполнившись энтузиазмом.

Разговаривали, засидевшись в кухне за столом до полуночи, мама, посверкивая вдохновенно глазами, рассказывала о новых партнерах, об интересных предложениях, которые ей сделали, о перспективах, а Полина слушала, смотрела на нее, и ей казалось, будто бы сдвинулось что-то в их пространстве в сторону добра, что снова немного просветлела и наполнилась воздухом жизнь, такой помолодевшей и вдохновленной была мамуля…

А около полуночи им позвонили и сообщили, что Василису Макаровну госпитализировали в тяжелом предынфарктном состоянии в больницу.

И Полина, напутствованная рыдающей Елизаветой Егоровной, поехала в древний русский город. К бабушке.

В восемь утра она уже разговаривала с врачом, не успевшим уйти домой после смены, который принимал ночью по «Скорой» Василису Макаровну.

– Состояние очень тяжелое, – принялся объяснять доктор, но, увидев, как, побелев, резко изменилась в лице девушка, заспешил успокоить: – Но не совсем безнадежное. – И попенял: – Что ж вы так реагируете. Я понимаю, любимая бабушка, но надо же держаться.

– Я постараюсь, – вяло пообещала Полина, которую словно дрыном по голове шибанули, когда услышала вот уже второй раз повторяющимся кошмаром диагноз: «состояние очень тяжелое».

– Ничего, – подбодрил девушку доктор. – Нам удалось купировать приступ, и сейчас мы поддерживаем ее медикаментозно и на аппаратах в стабильном состоянии, значит, надежда есть. Так вот, – продолжил он, устало потерев лоб рукой, – думаю, вам прекрасно известны все ее диагнозы и нет смысла их перечислять. К нам Василиса Макаровна поступила с острой сердечной недостаточностью. Да, приступ был очень тяжелый, и шумы в сердце, и еще целый букет сопутствующих ее диагнозу осложнений. Но, повторюсь, нам удалось остановить процесс ухудшения и стабилизировать ее.

– Какие прогнозы? – спросила, заглядывая с надеждой в лицо доктора, Полина.

– Ну какие прогнозы, – пожал тот плечами и вздохнул нерадостно. – Надеемся на лучшее. Многое будет зависеть от ее настроя и желания справиться с недугом, от хорошего ухода и реабилитации в дальнейшем.

– Будет самый лучший уход из всех возможных и реабилитация обязательно, – насколько могла твердо заявила Поля и попросила: – Только сделайте так, чтобы она выжила.

– Будем стараться, – не пообещал ничего конкретного доктор.

– И да поможет нам наконец хоть что-нибудь… – выдохнула Полина, чувствуя подступающие, совсем близкие бессильные слезы.

– Э-э-э, нет, Полина, так не пойдет, – отчитал ее доктор, – с таким настроением вы Василисе Макаровне только навредите.

– Нет-нет, я не буду, – торопливо заверила она и попыталась что-то объяснить: – Просто у нас в семье беда за бедой, неприятности и проблемы, а тут еще и бабуля… – И пообещала твердо: – Я держу себя в руках. Держу. И ее не расстрою, поверьте. Я могу ее сейчас навестить?

– Вообще-то нет, – протянул задумчиво доктор. – Но в качестве исключения и если действительно не расстроите…

Посомневавшись, доктор таки разрешил короткое посещение, строго предупредив:

– Только не больше десяти минут. Она слишком слаба, чтобы вообще разговаривать, но вас ждала, думаю, ей на пользу пойдет, если увидит, что родные приехали и теперь находятся рядом. И только положительные эмоции, Полина.

Да уж где их взять-то, те положительные, кто бы ей сказал, она бы сбегала, вздохнула про себя Поля. Постояла перед дверью палаты, вдохнула-выдохнула пару раз, даже коротенько перекрестилась на всякий случай и осторожно, стараясь не шуметь, вошла в палату.

Бабуля лежала на кровати, пряменько вытянувшись солдатиком под одеялом, лишь рука, к которой была присоединена капельница, лежала поверх него. Она вдруг показалась Полине такой маленькой, такой хрупкой и беззащитной, что в носу мгновенно предательски защипало, а к глазам рванули слезы.

Нельзя!