Выпитое солнце

Во сне ей виделась компания друзей Арсения. Все они, от мала до велика, собрались вокруг нее и убеждали, что она ничего не стоит, что делать ей в компании нечего. А Октябрина, кажется, соглашалась и даже говорила, что уйдет навсегда, уйдет ото всех, чтобы ни один человек ее в жизни не видел. Октябрину пронзил страх. Неужели она снова говорила во сне о том, как хочет со всем покончить?

– Ты еще сомневаешься? – Он, казалось, улыбнулся, но лицо его почти не изменилось. Он поднялся, подал ей руку. – Встань к двери. Встань, да, в моем проеме.

– Зачем?

– Встань. Только прими какую-то красивую позу. Представь, что ты фигурка на полке.

Октябрина поднялась с кровати, на ватных ногах проскрипела к двери и остановилась. Комната Арсения была чистая, маленькая и почти без вещей. Пара фотографий на стенах, но разглядеть, кто изображен, не вышло – слишком далеко. Сухие цветы в вазе, маленький комод для вещей, рюкзак у входа. На полу нет ковра, на потолке нет люстры.

– Я совсем другой твою комнату представляла, – сказала Октябрина, обернулась и – застыла.

Дуло смотрит между глаз Октябрины. Черное дуло пистолета. Дыра – космическая чернота, но если пальцы Арсения нажмут на курок, из черноты вылетит блестящая пуля. Блестящей она останется не дольше нескольких долей секунды.

Нажмет? Не нажмет?

Октябрина даже не могла отвечать на эти вопросы. Вопросов не было в ее голове. В ее голове не было совсем ничего.

Почему, почему так? Неужели все всегда должно кончаться именно смертью, особенно когда от мыслей о ней отказались? Перед глазами за пару секунд пролетели самые счастливые события в жизни, и многие из них были с Арсением.

Октябрина хотела закричать, упасть, спрятаться, хотя бы двинуться в сторону, но она стояла. Это событие – не ее выбор. Тогда в дом она пришла сама, но сейчас… Сейчас она не предвидела этого, не готова. Это нажатие было бы не ее выбором. Дух Октябрины протестовал.

Белоснежный лик Арсения на фоне черного пистолета казался почти написанным на холсте. Свет из окна падал ему под ноги, белая рубаха его почти светилась, становилась новым солнцем.

– Ты же уже однажды пообещала мне следовать за мной, – прошептал Арсений и – опустил пистолет. – Ты обещала забыть эти мысли. Я показал тебе столько людей, выбравшихся на свет, людей, которые выбрали жизнь. Я думал, что ты с нами. А сейчас вижу, что не забыла.

Пистолет все еще в его руке. Может поднять и – выстрелить. Прежде Октябрина бы даже обрадовалась – не так сложно, как накладывать руки на себя. Легче, когда их наложат на тебя. Но это не ее решение.

Горячая, склизкая, толстая, как змея в венах, мысль проскользнула по Октябрине – она бы уже не хотела видеть, как пуля летит в нее. Она бы не хотела видеть и ту дыру в стене дома, откуда ее спас Арсений. Октябрина просто хотела видеть.

– Я, я… – прохрипела Октябрина, и слезы обожгли ее глаза. – Арсений.

Горячие колени уперлись в холодный деревянный пол. В голове Октябрины пусто, пугающе пусто. Воздух не свистит, мысли не летают как подстреленные голуби, даже страха нет. Ладони касаются пола и Октябрина чувствует неровности, стертые чужими ногами. По этим доскам ступали, наверное, сотни людей. Вокруг – тишина, дом не вздыхает, окна не дрожат, не пытаются забыть увиденное и показанное миру, даже полы не скрипят.

– Какой херовый из тебя психолог! – она сначала прошептала, протерла ладонями пол, уткнулась лбом в прохладный кусочек ковра, а потом закричала. – Сука, сука, Арсений! Сука ты!

Арсений сел на пол рядом. Октябрины не касался, но смотрел. Октябрина плакала столько, что в какой-то момент поняла – не выдавит из себя больше ни слезинки еще очень долго.

– Теперь я вижу, что ты не хочешь этого, – шепнул Арсений через какое-то время.

– Как?! Как ты это видишь?! – прокричала Октябрина и ударила лбом по полу. – Сука, сука, сука, как, как ты это видишь? Всевидящий ты что ли!

Она плакала, утирая лбом пыль с пола. Доски под ней напитались влагой, колени болели, а Арсений сидел рядом и молчал. Тишина дома теперь казалась оглушительной, хотелось закричать, разрушить его до основания. Его – позволившего Октябрине подумать, что где-то у нее на самом деле может быть дом.

Арсений коснулся плеча Октябрины, а у нее не было даже сил сбросить его руки. Прикосновение его все еще теплое, родное.

– Когда-то давно я был очень зависим от алкоголя, – начал Арсений, а Октябрина вздрогнула. – Я не особо хотел жить. Мне жизнь была не нужна. Я пил, пил, не просыхая. Я пил каждый день, ходил по чужим квартирам, ночевал там, пил, курил, может, еще что-то. Я даже не помню этого времени. Я пил так, что мог бы в любое утро не проснуться. Но меня это даже не волновало. Меня ничто не волновало. Я пил и вспоминал брата. На загаженных кухнях, на свободной табуретке, я видел его. Сначала он никогда не смотрел на меня с укоризной.