Выпью и закушу (СИ)

   - Лучше бы ты была здесь - тихо проговорила она. Зоя Николаевна знала, будь здесь мать Федора, она бы справилась и у сына была бы иная судьба, да только сердце подвело, материнское сердце, не вы­держала она, слишком много забрало у нее это зелье.

   Зоя Николаевна почувствовала удушье, "что-то не так". Она опять спустилась, прошла к серванту, вынула из верхнего ящика Валидол и, откупорив, потрясла над рукой. Таблеток не было.

   В ушах появился звон и начало немного покачивать.

   - Плохо - проговорила она - как плохо

   Шатко, неуверенно она прошла в прихожку, сняла трубку и набрала ноль три.

   . . .

   Федор проснулся вечером, было где-то около восьми - так он опреде­лил, глянув в окно. За окном опускались сумерки, и над соседним домом появился призрачный диск луны.

   Он зевнул, плямкнул губами, пожевал язык - во рту творилось что-то невообразимое. Встал. Несколько раз, кашлянув (прочищал горло), по­чесал пузо и пошлепал в ванную. Припав на несколько минут к крану, наслаждался горьковатой от хлорки водой, потом подставил под струю голову, всполоснул, вытер взятым с трубы, коричневым от грязи поло­тенцем и посмотрелся в заляпанное зеркало. Всклоченные темно-рыжие волосы, одутловатое лицо, острые точки зрачков, выглядываю­щие из-под мешковидных век, вот картина, которая предстала ему. Впрочем, привычная. Например: желтушность, Федор воспринимал как загар, а одутловатость - считал что поправился, вот только веки беспо­коили. Сенька, тот, что с Карнаубской, говорил, что это почки пошаливают, а вообще ничего страшного, после бодуна так всегда бы­вает.

   - И почему люди косятся? - иногда удивлялся он - я еще хоть куда - и поднимал руку, рассматривая узенький бицепс, и даже щупал его - есть еще, что перед бабами показать - восхитился он про себя. Исполнен­ный гордостью вышел из ванной комнаты щелкнул выключателем света и двинулся на кухню.

   То чего он не заметил при пробуждении, сейчас заново предстало пе­ред посвежевшим взглядом.

   Как он вспоминал: посуда, раньше стоявшая на столе, теперь валя­лась разбитой за ним, вместо нее лежала покореженная полка, а бутылка жалась у стены на матрасе. Она была ПУСТА!

   Федор приуныл. Ведь память хранила воспоминания минувшего утра, и он точно помнил, что бутылку он выпил наполовину, что-то здесь было не так, где - то он потерялся... и неужели весь этот бардак устроил он? Нестройный, зажал голову в ладонях и зажмурился. Из того, что он су­мел выудить из заспиртованного мозга, всплыло только одно - чьи-то слова, голосок еще такой тоненький, будто детский и нахальный.

   - Тогда слушай - говорил он - в раунде шесть из сорока девяти будут числа: Семь, пятнадцать, десять, тридцать четыре, сорок восемь, два, а в раунде восемь из пятидесяти шести; четыре, тридцать семь, двадцать два, шесть, девятнадцать, пятьдесят один, одиннадцать и тридцать два. Запомнил? - а дальше провал, серая тягучая, непробиваемая тьма.

   Федор раскрыл глаза.

   - Что же это за гадость такая, цифры какие-то? - задался он - лото что ли? А- а! Спортлото! Было такое, похоже, однако раунды там были ка­кие-то другие.

   Из темных глубин памяти всплыли фразы:

   - Российское лото... в субботу... Синь болотная!

   - У- у - издал он протяжно и опять схватился за голову. Это "У- у" озна­чало другое, чем кто-то подумал бы. Оно означало полное отсутствие денег.

   - Бабок нет - как сказал бы Кирюха из пятой. Но ведь суббота послезавтра, а значит нужно поторопиться. И еще неизвестно, сколько стоит билет.

   - А!- махнул он рукой - тридцать рублей стоить точно не будет, может еще и на малышку хватит - пробурчал он, почесал в затылке и про себя решил занимать сразу пятьдесят. Настроение приобрело розовый оттенок - Гулять так, гулять - как бывало, говорил он, преисполненный благих чувств, пошел в комнату. Там он надел подсохшие брюки, вернувшись в коридор, натянул шлепанцы и двинулся к Кулешову, громко хлопнув дверью.

   Кирюха Кулешов жил в первом подъезде, на втором этаже, в трехкомнатной квартире со своей супругой Ноной. Почему именно к нему решил обратиться Федор Архипович, так ведь Кирилл недавно получил зарплату и если поспешить пока тот ее еще не пропил, то может быть займет.

   Кулешов спал сном младенца, дверь открыла его половина, Нона Николаевна. Знатная женщина, все забулдыги микрорайона ее уважали, а Кирюхе исподволь сочувствовали. Роль хозяина в семье исполняла она. Взяв на себя семейный бюджет, хозяйство по дому, воспитательницы мужа и единственного сына Петьки.

   - Чего тебе? - грозно спросила объемная Нона, только наполовину отворив дверь.

   Федор натянул "очаровательную" улыбку обнажив ряд подернутых гниением зубов.

   - Мне бы это... Кирилла, мужика своего позвала - запинаясь, проговорил он, не глядя ей в глаза.

   Нона покачала головой, мол: "знаю чего, ты хочешь"

   - Спит он, нажрался, как гад и спит, коли чего надо, у меня спрашивай - сказала она, состроив ироничную улыбку.

   - Нон - у Федора забегали глаза - слышь, полтинничек бы... до следующей субботы, а?