Выплата Долга Братвы

- Да, я знаю.

Его губы сжались в ответ.

- Сюда, - бормочет Нина. Я поворачиваюсь, чтобы последовать за ней. У подножия одной из огромных изогнутых лестниц, которые поднимаются вдоль стены в фойе, я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на Виктора. Он все еще смотрит прямо на меня. Я дрожу, прежде чем поворачиваюсь и быстро следую за Ниной вверх по лестнице.

Глава 4

Виктор

Мои руки сжимаются в кулаки, я смотрю, как она скользит вверх по лестнице. Ладно, она просто идет, но наблюдать за ней-это… заманчиво .

Это тоже опасно. Это не игра, в которую я играю, и женщины-это не поблажки, которые я себе позволяю. Никогда. Я провел всю обратную дорогу до своего дома, придумывая себе оправдания—почему я делаю то, что делаю; почему я принял это безумное решение.

Но наблюдение за тем, как Фиона поднимается по изогнутой лестнице, а затем исчезает из поля зрения, ставит все это в суровую перспективу. Я делаю это не ради бизнеса или мести Томасу. Я не играю в “перспективную игру” или в какие-либо четырехмерные шахматы. Я делаю это, потому что я хочу ее. Я желаю ее больше, чем когда-либо желал какую-либо женщину, когда-либо. Это страстное желание—мгновенное безумие в моей голове. И это уже заставило меня сделать по крайней мере один неверный шаг.

Я проявил слабость. Томас может этого еще не знать или не видеть. Но он мог бы. Если он достаточно долго будет размышлять о том, что произошло сегодня в его офисе, он это заметит. И если мои враги обнаружат слабость—даже такие жалкие, беззубые враги, как Томас Мюррей,—это вполне может стать моей гибелью.

Я несусь по коридорам своего дома в свой офис. Дверь за мной захлопывается, и я направляюсь к барной тележке у камина. Я наливаю чистую двойную порцию виски "Балвени" Пятидесятилетней выдержки, которое я там храню. Я пью и глубоко погружаюсь в дизайнерское кожаное кресло у камина.

Бутылка виски по сорок восемь тысяч долларов за бутылку, в винтажном кресле за пятнадцать тысяч долларов, в моем особняке за пятьдесят миллионов долларов, куда меня отвезли на "Бентли" за два миллиона долларов. Я позволяю себе самодовольную, удовлетворенную ухмылку.

Разница между сегодняшним днем и днями моей юностью, по меньшей мере, разительная. Но мое возвышение обошлось дорого. Это не обошлось без жертв и крови. И уж точно это произошло не из-за того, что мы пошли на компромиссы и показали слабость таким маленьким пешкам, как Томас Мюррей. Я рычу, опрокидывая еще один глоток виски.

Один взгляд на его великолепную дочь, и я обмяк. Я стискиваю зубы и смотрю вниз на выпуклость, которая пульсировала под моей ширинкой последние два часа. Или не такой мягкий, казалось бы. И теперь, не имея никакого реального плана, кроме желания заполучить ее, я привел ее сюда, в свое убежище. Теперь она наверху, в моем доме, спит под моей крышей. И я не совсем уверен, как долго смогу держаться от нее подальше.

Раздается стук в дверь моего кабинета, которая открывается сразу же после этого. Мне не нужно оборачиваться, это Лев. Только у него хватило бы смелости войти без команды, даже сначала постучав. Но со Львом это больше, чем смелость. Это почти семейные отношения.

Он как младший брат, которого у меня никогда не было. Мы познакомились, когда я был молод и только начинал искать счастья в Санкт-Петербурге. Мне было шестнадцать, я только что был выставлен из своего последнего детского дома и жил на улице. Я проводил дни, обдирая туристов и пьяных бизнесменов, а ночи, сражаясь с извращенцами и головорезами. У меня не было и двух рублей, чтобы растереть их вместе, и я не ел четыре дня, когда обнаружил, что из него вышибают дерьмо.

Лев был на три года моложе меня, и все же такой же большой. Но это не очень помогло, когда его поймали на краже у местного главаря банды. Этот ублюдок и трое его приятелей—все взрослые—смеялись, избивая ребенка до полусмерти. Я не знаю, что заставило меня прыгнуть туда, или как я вообще это сделал, учитывая, насколько я был голоден. Но я сделал это.

Я снял одного со свинцовой трубой. Остальные трое мгновенно набросились на меня, но это дало Льву единственную передышку, в которой он нуждался. В тот день я получил нож в плечо—рана, которая все еще иногда болит даже сейчас, девятнадцать лет спустя. Лев чуть не потерял глаз. Но тот главарь банды и все трое его друзей погибли в том переулке.

После этого мы стали настоящими братьями.

- Хочешь выпить?

- Я в порядке.

Я бросаю взгляд на Льва. -Это Балвени пятьдесят. Ты уверен?

– Da.

Я поднимаю бровь, но пожимаю плечами. -Как хочешь.

-Ты знаешь , что делаешь, Виктор?

Я хмурюсь, когда Лев обходит меня и опускается в кресло напротив. -Выпиваю,- бурчу я. - мирно, таков был план.

- Ты знаешь, о чем я говорю. С ней. Со всем тем, что произошло сегодня в том офисе.

Мои глаза сужаются. Может, он и младший брат, но наши роли ясны. В этой империи я король. Лев - моя правая рука, но есть еще только один король. И хотя обычно я приветствую его вопросы и его советы, сейчас все по-другому.

- Ты что-то хотел сказать, брат?