Выпуск 4. Семь пьес с необычной судьбой

Лестничная площадка, разделяющая две квартиры. Налево — квартира Щегловых, направо — Аксеновых. Три двери в глубине сцены: Любанька, Софья Львовна и Семен Семеныч. Поскольку это последний этаж, имеется лестница на чердак.

День. Он обещает быть, как всегда, оживленным, суматошным, Но сейчас еще пока тихо, умиротворенно. Впрочем, тишина тут же нарушается вышедшей на лестницу Любанькой. В руках у нее ведро и швабра. Любанька намеревается мыть пол, но ее пошатывает. Швабра падает из рук. Она ее с трудом поднимает. Окунает тряпку в ведро, вытаскивает и… это оказался смертельный номер: тряпка перевешивает и Любанька грохается на пол. Подняться она уже не в силах. Лежит. Пауза. Выходит Семен Семеныч. Из приоткрытой двери раздаются истерические вопли, которым отвечает рев толпы.

ГОЛОС. Поход на Москву!

РЕВ. А-а-а!

ГОЛОС. Под окрашенными жертвенной кровью знаменами!

РЕВ. А-а-а-а!

СЕМЕН СЕМЕНЫЧ (торжествующе). Ага! Знаменами! (Наступив на Любаньку.) Что делается в стране! Давно бы так! А то спят, как медведи!

ЛЮБАНЬКА. Сим-Сим.

СЕМЕН СЕМЕНЫЧ (увидев ее). Ты слушай, слушай!

ГОЛОС. Только революционные процессы помогут выбить шайку бандитов, засевшую в Кремле.

СЕМЕН СЕМЕНЫЧ. Ух ты! Вот размахнулся! Это по нашему, по революционному. Давно пора проветрить матушку Россию.

ЛЮБАНЬКА. Так уж и так сквозняк. Весна все не наступит. Куда ж проветривать? А ты лучше мне взаймы, до послезавтра…

СЕМЕН СЕМЕНЫЧ. Нет! Альтернативы революции! Ты слышала — процессы! Телевизор смотреть надо, а не водку жрать. Газеты читать надо!

Исчезает в лифте.

ГОЛОС ИЗ ЛИФТА. «Врагу не сдается наш гордый Варяг, пощады никто не желает!»

ЛЮБАНЬКА. Я! Я желаю.

ГОЛОС ИЗ ЛИФТА (убежденно). Никто не желает.

Любанька с трудом поднимается и с большим креном то вправо, то влево подходит к двери Щегловых. Звонит. Выходит Надя. На лице у нее творожная масса. Любанька от неожиданности кричит.

НАДЯ. Чего разоралась, Любка?

ЛЮБАНЬКА. Надька, кто это тебя так?

НАДЯ. Да это же маска, дура!

ЛЮБАНЬКА. Маска? А для чего, Надь?

НАДЯ. Для морды лица.

ЛЮБАНЬКА. Чего?

НАДЯ. Посредством маски, Любаня, легким движением рук замученная русская морда превращается в красивое европейское лицо. Гляди. Ап! (Стирает салфеткой массу.)

ЛЮБАНЬКА. И правда европейское. Доброе. Может, из доброты сердца своего… на бутылочку пожалуешь?

НАДЯ. Денег не дам. Вымоешь лестницу — получишь, как договорились.

Уходит. Любанька пытается мыть пол. Безуспешно. Рухнула. Лежит. Входит Софья Львовна. Голова задрана вверх. Спотыкается о лежащую Любаньку.

СОФЬЯ ЛЬВОВНА. Чем вы там занимаетесь, на полу, Люба?

ЛЮБАНЬКА. Творчеством.

СОФЬЯ ЛЬВОВНА. Творчеством?!

ЛЮБАНЬКА. Да. Художественное мытье… полов.

СОФЬЯ ЛЬВОВНА. Да вы третий день, извините за выражение, творите.

ЛЮБАНЬКА. А господь боженька землю шесть дней творил. Софья Львовна, у тебя лицо… европейское. Пожалей сиротинушку. Взаймы.

СОФЬЯ ЛЬВОВНА. Нет у меня денег, Люба. А на водку тем более. Надо утончаться духом, голубушка. Не валяться надо, а ввысь стремиться, вот как я. (Еще выше задирает голову.) Туда. Мне кажется, Люба, что я скоро взлечу. Вот так бы взмахнула руками и полетела, и стала небесным странником. (Подпрыгивает, приземляется не очень удачно, наступив на Любанька.)

ЛЮБАНЬКА (вскрикивает). Ай! Слезьте с меня! Птичка вы наша райская.

СОФЬЯ ЛЬВОВНА (подбегая к двери Нади. Звонит.) В небо, Любочка, в небо!