Выпуск 4. Семь пьес с необычной судьбой

ЛЮБАНЬКА (попыталась сократить расстояние между землей и небом, но… сила притяжения…). Нет, я земная как утюг. (Рухнула.)

СОФЬЯ ЛЬВОВНА (вышедшей на звонок Наде). Извините, Надюша. Вы не дадите мне снотворных порошков?

НАДЯ. Порошки? Это что-то новое, Софья Львовна. У меня только таблетки.

СОФЬЯ ЛЬВОВНА. Простите, Наденька, ну конечно, таблетки. Последнее время я все чаще и чаще вспоминаю детство. А в моем детстве были не таблетки, а порошки. И мама, бывало…

НАДЯ. Извините, Софья Львовна, вы потом мне расскажете. Мне сейчас очень некогда. Я вам порошки ваши, то есть таблетки сама занесу. Вам какие: послабее или сильнодействующие?

СОФЬЯ ЛЬВОВНА. Мне сверхсильнодействующие. С тройным эффектом. А лучше с четверным.

НАДЯ (подозрительно). Я надеюсь, Софья Львовна, вы на тот свет не собираетесь?

СОФЬЯ ЛЬВОВНА. Ну что вы, голубушка. Мне на этом так же хорошо, как на том. Просто последнее время я чрезвычайно чем-то возбуждена. Нервы, понимаете? Третьи сутки не сплю.

НАДЯ. Понимаю. Авитаминоз. Весенний симптом.

СОФЬЯ ЛЬВОВНА. Дело не в этом, милочка. Это духовность. Мне все время какая-то музыка слышится.

НАДЯ. Какая музыка?

СОФЬЯ ЛЬВОВНА. Прекрасная. И сквозь эту музыку голоса тоненькие, красивые. И они поют: «Иди к нам! Иди к нам!»

НАДЯ. Кто-то вас к себе призывает?

СОФЬЯ ЛЬВОВНА. Да. Они. (Показывает на потолок.) Они.

НАДЯ (сочувственно). Да, поспать вам не мешает. Я занесу вам таблетки.

Надя исчезает в дверях. Софья Львовна направляется к своей двери. Спотыкается о Любаньку.

ЛЮБАНЬКА. Ай!

СОФЬЯ ЛЬВОВНА. Денег не дам. И встаньте дорогуша, вы же женщина. Что вы валяетесь как… эта… как падшая.

ЛЮБАНЬКА. А я падучая. Как звезда.

Софья Львовна уходит.

ЛЮБАНЬКА. Вот тебе и европейские лица. Один черт, что Европа, что Азия: денег никто не дает. Пока, говорят, не вымоешь. А как мыть, когда руки дрожат. Сначала надо выпить, потом вымыть. Чтоб деньги были на что выпить. Но сначала же надо выпить. А потом вымыть. А как же выпить? У меня проблема.

Двери лифта открываются, входит Семен Семеныч. В руках у него кипа газет. Стоя у своей двери, он перебирает их.

СЕМЕН СЕМЕНЫЧ. Вот сейчас мы и узнаем, чем живет страна. Вижу, вижу, она бурлит и пузырится, как деревенские щи. Но какие щи без красного перца? Вот мы его и подсыплем. Да так, что эти демократы рты пообжигают. Красный перец, это брат Люба, не шутка. Красный перец — это такая начинка, что рванет дай боже! Я, Люба, не террорист, но без взрывов мне скучно. Эх процессы! Горючая смесь! Перцовка!

ЛЮБАНЬКА (оживившись). Истинно говоришь, Сим-Симыч. Горючая. Перцовка!

СЕМЕН СЕМЕНЫЧ. Да не про водку я, баба! Я про революцию!

Убегает к себе.

ЛЮБАНЬКА (сочувственно). Чудак! На что жизнь тратит. На какую-то революцию. То ли дело двести грамм. (Встряхивается.) Нет, не могу. В грудях все жжет от зноя. Как в Аравийской пустыне. Пойду Васька разбужу. Пусть что-нибудь придумает.

Забирает ведро со шваброй, уходит к себе. Отворяются двери лифта и выходит Олег. Осматривает площадку и видя, что никого нет, подходит к двери Нади. Воровски озираясь, звонит.

НАДЯ (Открыв дверь). Ой, Олежка. (Выглядывает на площадку.) Никто не видел? Входи быстрей! (Закрывает дверь, экспансивно бросается на грудь вошедшему.) Здравствуй, здравствуй! Любимый! (Душит его в объятиях, не обращая внимания на стоны Олега, а может, принимая их за чувственные. Наконец, Олегу удается вырваться из объятий женщины, он вскрикивает и держится руками за виски.)

НАДЯ. Что случилось, дорогой?

ОЛЕГ. Голова. Просто разламывается. Любая встряска…

НАДЯ. Поняла. Авитаминоз. Весной у всех так. Много думаешь.

ОЛЕГ. Да. Ментальный процесс…

НАДЯ. Я тебя поцелую? Нежненько.

ОЛЕГ. Виртуальный аспект…

НАДЯ. И вот так.

ОЛЕГ. Аномальный…

НАДЯ. Аскорбинку пей. Много. Больше морковки со сметаной. Шиповник. Я так соскучилась.

ОЛЕГ. Я еще сильнее. (Обнимает ее. Вскрикивает.)

НАДЯ. Больно, да?