Выпускной. В плену боли (СИ)

— Тебе может к психиатру?

— Со своей жизнью разберись! – хлопаю дверью. Шумно дышу. Удар в дверь. Еще удар! Открывайся мать твою!

Нажимаю на ручку, работает. Дверь открывается, у меня есть возможность выйти на свободу, у меня есть возможность контролировать свою жизнь. Но ощущение такое, словно стены давят. Словно сейчас расплющат меня. Я выбегаю из квартиры. Спускаюсь на первый этаж и вырываюсь на улицу. Сажусь прямо там на крыльце, дышу городским воздухом. Втягиваю глоток за глотком, словно никак не могу надышаться. Словно вот-вот просто умру. Голова кружится. Живот от голода привычно ноет. Кажется, эти ощущение навсегда останутся со мной. Надо Асе рассказать. Сейчас трахну ее и легче станет. Всегда становилось легче.

Поднимаю задницу с лестницы под удивленными взглядами прохожих. Поднимаюсь на этаж, толкаю дверь.

— Ася, иди сюда. Ася!

Ищу ее по квартире, слыша, как льется вода в душе. Опять она там.

— Ася! – открываю дверь ванной и застываю. Я бы и сказал, что Ася могла волосы покрасить, если бы не жирная задница девушки, которая моется. У Аси маленькая упругая попка, которую так приятно было растягивать под свою ладонь.

— Демиан? Звал меня? — корявый русский раздражает.

— ты не Ася.

— Нет, — смеется она. – Я есть Линка. Хочешь мыться? Ты грязный.

Она шагает в сторону, а меня раздражение берет. Это место Аси, какого хрена она тут делает эта шмара?

Хватаю полотенце с вешалки, кидаю в Линку, что подцепил вчера на матче.

— Вали отсюда.

Она удивленно моргает. Но очевидно ей не привыкать. Берет полотенце, не спеша вытирается, словно специально меня раздражая.

— Ты не слышала?! — хватаю ее за темные волосы. – Вали отсюда, пока не убил.

Она испуганно падает на пол…

— Ася? Асенька. Прости меня, Тебе больно?

— Отвали меня, русский псих! — кричит Ася не своим голосом, толкает меня. Ослабевшие ноги не дают удержаться, и я просто валюсь на стену, сползая по ней.

— Ася! Ася вернись, сука! Вернись, любимая.

Прямо там, в ванной и засыпаю. Чувствую только как меня несут, рядом матерятся по-русски.

— Ты вроде говорил он, голодал, чего тяжелый такой.

— Может сдох уже просто.

— Руки убрали! – пихаю кого — то. Глаза открываю, вижу Серегу и Ефима. Мутит, тошнит, плющит.

— Ну от тебя и разит, Одинцов.

— А Лис сеструху твою пялит.

— Что? — шок на лице Ефима осязаем.

— Это не правда! Мы просто общаемся!

Я забираюсь на кровать под звуки ударов и матов. Утыкаю радостную рожу в подушку. Радует, что больно сейчас не только мне.

Открываю глаза в темноте. Резко дергаюсь. Поворачиваю голову. Ася. Маленькая моя, рядом. Тяну ее к себе, целую в рваные волосы, втягиваю ее запах, пробивающийся сквозь зловония подвала. Глажу талию, упругую попку, бедро. Приподнимаю. Налившийся кровью член тут же скользит внутрь нежного лона. Она стонет, тянется, а я двигаюсь все быстрее. Быстрее. Быстрее. Грудь ее сжимаю, сосок тяну.

— Давай, давай, наплюй на все, ты сможешь кончить, — стягиваю шею, другой рукой держу бедро, вбиваясь в сладкое нутро на полной скорости. – Ася, говори со мной, говори… Ася, говори со мной.

Ее молчание пугает, ее безвольное тело снимает возбуждение по щелчку пальца. Я поворачиваю к себе юное тело и задыхаюсь, когда вижу пустые глаза и рваную рану в районе живота.

— Ася… Ася!

— Демьян! Демьян, твою мать, хорош орать! — меня дергают сквозь сон. Я оказываюсь напротив Лиса, у которого красуется фингал под глазом. – Чувак, тебе реально нужна помощь, а мы завтра стартуем.

Я встаю с кровати. Одеваюсь в то, что нахожу.

— Ну и куда ты?

— За Асей. Она в опасности, мне нужно ее спасти.

— Ася это кто? Демьян! — Лис кричит мне вслед, но я уже хватаю телефон и заказываю билеты на вылет. Она должна со мной уехать. Нужно было настоять. Нужно было заставить. Ей там нельзя находиться.

Глава 49.

Весь полет сплю. В аэропорту беру машину на прокат и еду в сторону нашего городка. Который раз смотрю на экран телефона, который сотрясается от звонков отца. Иногда матери. Я не стал ехать домой, вообще не сообщил родителям о своем приезде. Ни отцу. Ни тем более матери. Они конечно уже знают, что я прилетел, но не знают, что именно я собираюсь делать. И я бы не сказал ему. Да и с мамой желания видеться больше нет.

С того самого похищения и выкидыша она словно чужой стала. А потом она усыновила эту девочку и полностью окуналась в заботы о ней.

Даже ее приходы в больницу, и те казались натянутыми, словно она заставляла себя отрываться от новой игрушки. Порой мне казалось, зачем вообще было заводить детей, если все время хочешь побыть в одиночестве. Что вообще заставляет людей заводить детей, особенно таких отбитых как мои родители. С таким прошлым, от которого волосы встают дыбом. Какой бы красивой не была наша жизнь, мы все равно снова и снова сталкиваемся с последствиями того зла, которое их окружало. Таким людям нельзя иметь детей. Они рождаются такими же заражёнными. Испытывающими влияние родительских грехов.