Я сорвал кусок обоев с размазанной кровью. Заложил в книгу «Самадева», типа закладки. И тут увидел, что кто-то вырвал из нее часть страниц. Они — не они. От «Нараянии», фрагмента «Махабхараты», остался только корешок. Кстати, я ненавижу Раму. Посмотрите, как жил Равана! Какое это чудо! А тут какой-то плюгавый Рама и его ебливая баба Сита, которая утверждает, что она туда случайно попала, что ее украли. На хуй нам сдался этот Рама с его обезьянами. Бог ней, с Индией. Было бы Цейлону хорошо!
Посмотрите сюда, где я отбил часть стены — они не успели замазать. Дерево там видите — это кость, кость Бога-отца. Потрогайте. Не бойтесь. Кости Бога-отца в моем доме. На этих деревяшках в конце 19‑го века крепилась стенка; они сложены крест на крест. Это его кости — мощи. Книга по анатомии, которую они у меня украли, помогла бы нам сейчас. Я сорвал окровавленный кусок бумаги со стены — и захоронил змея в книге «Самадева». Свои визитки захоронил в могиле еврейской семьи. Всю их семью зарезал один русский бандит, домушник. Мне эта семья делает только хорошо. Когда меня убивают — мне делают хорошо. Они меня убивают — но получается так, что делают мне ремонт. Убивают — а я в это время в свеженькой пижамке спокойно голосую за Медведева. Проголосовал — и спокойно ем свой бутерброд с московской колбасой. Конечно, их это бесит — что они делают мне только добро. Они каждой копейкой дорожат — а тут вынуждены мне ремонт делать за свой счет. Примерно раз в год они делают мне ремонт. Приходят убивать — но вместо этого делают ремонт. Работают, трудятся. Правда, никогда не доводят ремонт до конца. Но все равно — это не маленькие деньги: начать ремонт. Они теряют на мне деньги и не только деньги. Они теряют на мне веру в реальность. Как это так: начинают меня убивать — но, оказывается, делают мне ремонт, делают мне добро. Все их попытки убить меня заканчиваются ремонтом в моей квартире. Влипли они со мной: обречены всегда делать мне добро, хотя каждый раз являются моими убийцами. Они же остаются убийцами. Но понять ничего не могут. Как им жить?! Думают, что эта раковина на полу — это есть я; что они меня избивают, калечат. Тогда как на самом деле они просто сняли и поменяли раковину на кухне. Старая раковина осталась лежать на полу, как мой труп. Или труп другого, забитого до смерти человека. Думали, что я человека от раковины отличить не смогу?! Подменили человека раковиной. Убили человека: сорвали старую раковину. Я такое уже видел, не помню где, в каком-то журнале: снимки из космоса поверхности Марса, по ней камни катятся. Бог-отец может быть Луной. Вот это на самом деле страшно.
Я наслаждался жизнью в больнице, мимо везли Медведева на Красную площадь, чтобы выбирать. И Путина. Медведева и Путина везли прямо за окнами больницы на Красную площадь, где их ждали, чтобы выбрать. Нас подняли, переодели и погнали в столовую. Там телевизор цветной привезли в подарок. Он уже стоит. Неподвижно стоит Путин, под галоперидолом. И такой же Медведев стоит рядом. У Путина руки торчат, как петли. И такие же руки у Медведева. Две торчащие петли.
Путин и Медведев в нашем отделении! Как это понимать?! Стоит Путин, стоит Медведев. Неужели я и все в отделении, включая медиков, сошли с ума? Стоим в чистеньком, глаженом, шевельнуться не можем. Потому что перед нами, тоже неподвижно, как отражения в зеркале, стоят и глядят на нас они: Путин и Медведев. И тоже ничего не понимают. Но стоило нам начать улыбаться, они тоже начинали улыбаться. Мы начали желать им здоровья, и они стали желать нам того же. Но чудес, как мы знаем, не бывает. Закон земного притяжения и другие основы нашей физики на месте. Логика на месте. Медведев и Путин по дороге на Красную площадь заехали проверить, посмотреть, как голосуют в психиатрии. Привезли в подарок большой цветной телевизор. Я сразу обратил внимание на их руки. Не голосовать после их рук я уже не мог. Хотелось поставить роспись, крестик, что-нибудь для них сделать. Не потому что нам велели. Но потому что увидел, как торчат руки у того и другого.
После разбора копировального аппарата на детали останется один лишь голый факт. Мы снова адаптируем подлинник Шекспира, рукопись «Укрощение строптивой». Но на сей раз — к подписям, которыми мы в психиатрической больнице голосовали за Медведева.
Голосуют — как?! Расписываются — закорючки ставят. Я свою закорючку поставил, как во втором классе, когда Наташке Брусникиной в записке волосок нарисовал. У тебя на писе волосики какой длины? У меня — такой. А у тебя? А у меня — такой. Берем подписи пациентов психиатрической больницы, проголосовавших, и адаптируем к этим подписям руку Шекспира, оригинал рукописи. И приходим в гости к бедному Тому из «Короля Лира». Помните, в ночлежке для отверженных людей, став таким же нищим бродягой, король замечает несчастного, полуголого человека в грязи, но не узнает его? А все началось с того, если помните, что король не потерпел, что его младшая дочь не стала радоваться его доброте.