Вырезанный живот. Мгновенный человек

Жертвы есть нравственные, психологические, всякие: но, в конечном счете, платят последним, что есть. Платят своей уязвимостью, видимостью. Не хочешь, чтобы к тебе прикасались — к тебе прикасаются, делают с тобой, что хотят. Боишься на себя в зеркало посмотреть — но что-то заставляет, потому что в зеркале смерть надела твою маску и смотрит на тебя с таким видом, мол: хорошо, пока есть, чем платить. Не как человек-невидимка: антижертва такая! Он просто отказался от своих денег, чтобы не платить. Надругался над своей видимостью и над всеми. Занял — и не вернул. Показал кукиш вместо денег. Пустое место — вместо плоти и крови.

Я не считаю для себя такое поведение возможным. Я не считаю деньги в чужом кошельке. Расплачиваюсь последним, что есть: своей идентичностью, обликом. Со мной расплачиваются моим же осязанием. Продавец не позволил мне прикоснуться к покупке. Я пересчитал и передал ему в руки 150 рублей за диск с песнями третьего Рейха, чтобы прийти домой и послушать, в себя немножко прийти. Он ничего мне не дал; сказал, что я купил этот диск для него. Я потер пальцами, которыми только что пересчитал и передал деньги — и остался при своем мнении. К своей покупке не прикоснулся, ничего, кроме самих пальцев, не ощутил. Ничего не слизнул. Ничего не взял. На людях — так. Плачу за свое осязание. Зато у себя в квартире, когда один, могу свободно брать и переставлять вещи. Потираю руки: есть чем расплачиваться. Ставлю кастрюлю на плиту, варю в ней воду, завариваю крепкий цейлонский чай. Сплю, как младенец, по шестнадцать часов в сутки. Просыпаюсь, никаких снов не помню. Поднимаю левую ногу, сгибаю в колене, опускаю на пол. Поднимаю чашку с пола, допиваю, что в чашке, делаю в ней гоголь-моголь — и понимаю, как много у меня над собой власти. Как сказал Медведев, или Путин: «В мире бушует кризис, но граждане России живут в тихой экономической гавани…» Но относилось это только к одному гражданину, ко мне. Присвоил продавец мою покупку, подарил ее себе от моего лица — я потер пальцами, как делают, когда хотят сказать про деньги, и взял свои денежные средства осязанием назад. Вот они — денежки.

Наступила всеобщая инфляция осязания в мире. Но мне это не грозит. Наоборот, я могу этим воспользоваться, чтобы собраться в кучку, смяться в комок. У меня свои параметры личности и тела, но я не поступаю, как человек-невидимка. Мои деньги — у меня в самих пальцах, и на запястье, и на лбу. Поэтому постоянно попадаюсь всем на глаза, меня трогают, хватают, бьют. Я — никого не могу тронуть, даже ребенка.

Ребенок может меня избить, изнасиловать, я дать ему отпор не смогу. Только пальцы потираю в ответ, чтобы видели, что я хочу сказать. Что я не мот и знаю цену деньгам, могу считать деньги не хуже их. Только я не считаю чужие деньги в чужом кошельке. Стоит мне вернуться домой — я попадаю на пиршество плоти. Могу до всего дотрагиваться, всем распоряжаться. Потираю руки, но на людях потираю пальцы, как делают, когда хотят намекнуть на деньги. Меня заденут — я пальцами потру. Ударят — я пальцами потру. Раком один раз поставили — я тоже пальцами потер. Мол: за такие услуги деньги платят. Но я свои денежки все равно получил — пальцы потер.

Не то чтобы я простил продавцу его долг, когда просто потер пальцами вместо денег, вместо покупки. Я тайно перевел его долг — в свои плотские деньги. Так же поступаю с долгами других людей. Они наносят мне один моральный ущерб за другим. На это — я потираю пальцы, чтобы они видели, что свои деньги я с них получил.

Их мучает голод осязания. Они расплачиваются, с ними расплачиваются. Пересчитывают и передают деньги — и не чувствуют, что продают осязание. Поэтому хватают и хватают — но им все мало. Ленинградская блокада — как массовое несварение желудка. Едят, едят — но не наедаются. У меня же — полный достаток, тихая гавань. Поэтому физически и морально ко мне постоянно пристают, чего-то хотят, сами не понимают чего.

«Кому я нужен?» — спросите вы и будете правы. Кто я такой, чтобы меня хотеть? Я вам больше скажу: я добился инвалидности, сделал себе инвалидность второй группы, чтобы меня оставили в покое. Но — они не могут. Почему-то. Не могут меня не замечать, забыть, лезут с вопросами, предложениями, проделывают со мной отвратительные вещи, в том числе моими собственными руками.

Один мужик из соседнего дома не выдержал и спросил, почему я не сопротивляюсь, когда он начинает меня тискать, лезть ко мне? Я согласился:

«Да, не сопротивляюсь. Я же не знаю, что вы собираетесь со мной сделать. Я не считаю деньги в чужом кошельке…»

Понял он меня или нет — не мое дело.

Денежный зодиак