Вырезанный живот. Мгновенный человек

Я сказал, что хотел убедиться, что дальше штата Кашмир не смогу пройти. Что Афанасий Никитин в самой Индии не был. И обратно тоже не вернулся. Не вернулся он в свою Тверь. Она сказала, что я умный мальчик. Попросила ответить только на один вопрос: кто меня надоумил отправиться в столь рискованное путешествие. Сказала, что хочет знать имя, фамилию этого человека. Я назвал имя министра транспорта и путей сообщения. Фамилия его Гребешков. Я учился в одном классе с его дочерью Верой. Она пугала меня. Шла на меня и называла свою фамилию, повторяла: «Я — Вера Гребешкова, Гребешкова, Гребешкова, Гребешкова…» Заставляла меня вслушиваться в свою фамилию, в ее мужской род. Мол: я сделаю с тобой то же самое, что сделала с мужской фамилией моего отца. Я начинал нервничать, дрожать. Убегал, прятался. Одно время стал даже заикаться. Этот кошмар продолжался примерно до середины девятого класса.

Женщина из органов сказала, что не будет называть своей фамилии. Потом рассмеялась, закрыла рот рукой. Но не смогла отказать себе в удовольствии. Сказала: «А я Ксения Огурцова. Огурцова я. Огурцова, Огурцова, Огурцова. Я по мужу Копейкина. По отцу Огурцова. Огурцова, Огурцова, Огурцова…»

Я попытался встать, закричать. Но она поймала мою голову — и быстро попросила прощения. Сказала, что неудачно пошутила: нельзя пугать такого красивого мальчика. И повторила свой вопрос: кто меня послал в Индию? Я ответил: Гребешков — министр транспорта и путей сообщения.

Когда он пришел к нам в школу — наш директор лично его встречал, учителя стелились перед ним, рассказывали, какая его дочь способная девочка. На это он грозил им пальцем и называл лгунами. Они чуть ли не в ноги ему кланялись.

Я увидел, что он заходит в туалет — и пошел за ним. Нельзя было терять ни секунды. Как только мы оказались возле писсуаров, я сказал, что учусь с его дочерью в одном классе. И спросил: как мне попасть в Индию?

Он расстегнул ширинку. Я в ужасе подумал, что началось: сейчас он покажет мне Индию, Цейлон, Израиль. Транспорт и пути сообщения — это его работа. Но, слава богу, он просто пустил струю в писсуар, немного дал мне послушать, как она журчит — и ответил вопросом на вопрос:

— Поставки индийского чая откуда идут?

Я ответил, что из Краснодарской области. Сказал, что думал. На желтых пачках индийского чая со слоном писалось: «Краснодарская область». Но он меня не понял. Заорал:

— Индийским чаем все магазины переполнены, а ты спрашиваешь: как добраться до Индии? Чай индийский? Чай индийский — я спрашиваю?!

— Индийский.

— Привозят его на транспорте?

— На транспорте.

— Откуда идет транспорт? Откуда, я спрашиваю, идет транспорт за индийским чаем?!

Чтобы не злить его, я сказал, что из Индии. Из Индии — так из Индии.

— Хочешь в Индию?! Идешь, садишься тайком на транспорт, идущий в Индию за чаем, забираешься в темное местечко, чтобы тебя никто не видел. Закрываешь глаза. Просыпаешься в Индии…

Я все рассказал этой кагэбистке. Потому что испугался ее фамилии: Огурцова. Мужская фамилия приняла женский род. Огурцовым был ее отец, отец ее отца. Огурцов — был такой герой войны 1812 года, гусар, друг Дениса Давыдова. Много Огурцовых. Поручик, капитан, рядовой — все Огурцовы, русские герои Огурцовы.

Перекличка идет:

«Огурцов!»

«Здесь».

Дают боевое задание.

«Огурцов!»

«Есть».

А тут — Огурцова. Был мужчина — Огурцов. Стала женщина — Огурцова. Так люди о девочках маленьких говорят: «Да, это наша Огурцова. Огурцовская дочка!» Ничего страшного, казалось бы. Маленькая веселая девочка. Но она растет. Из нее не просто огурцовская дочка вырастает. Она становится Огурцовой. Тут уже не до смеха. Сама говорит: я — Огурцова. Если в это вдуматься — хочется бежать в церковь и пить большими глотками святую воду.

Записка

Становится не по себе, когда подумаю, что у Наташки Брусникиной сын — герой России, бил чеченских бандитов. Смотрел на его фото Интернете на «одноклассниках». Здоровенный русский парень. Красавец. Мученик за веру. Когда я с его девятилетней матерью за одной партой сидел, мой взгляд на уроках часто обpащался вниз на ее Брусникинские ножки, но не шел дальше, под юбку, боялся что-то не то увидеть. Теперь, понимаю, чего я боялся. Я боялся увидеть его — этого спецназовца, православного, красивого, сильного парня. Когда он родился, Наташка записала его на свою девичью фамилию почему-то: Брусникина.

Герой России, посмертно причисленный московской патриархией к лику святых, спецназовец Брусникин уже тогда скрывался в шаловливых ножках своей девятилетней матери. Брусникин: мученик за веру. Во время уроков Наташка Брусникина шевелила ножками, чтобы я не отвлекался и смотрел только туда, думал только о ней и о нем. Я его видел, но не понимал, что я вижу.