Читаем Вырезанный живот. Мгновенный человек полностью

Брусникина написала мне, что у нее волосики на письке растут. Я написал: у меня тоже. Она пишет: у тебя какой длины? Отвечаю: такой. Рисую маленькую закорючку. Она в ответ рисует свой волосок. Этот волосок и был он — Брусникин, герой, мученик, верный сын России. Она нарисовала его мне, когда нарисовала свой волосок на пизде. «Что написано пером — не вырубишь топором».

«Самадева»

У моей соседки, она на втором этаже живет, еще недавно были два взрослых молодых сына. Она ими гордилась. Но один покончил собой из-за девушки, другого убили при невыясненных обстоятельствах; а перед этим еще изуродовали, изуродовали лицо. Хорошие были парни — эти ее сыновья. Меня никогда не трогали, не обижали.

Прошло два месяца после смерти второго сына. Она заставила себя умыться и сделать в квартире уборку. Когда выносила мусор, я увидел, как она постарела. За два месяца превратилась в столетнюю старуху, в саму смерть. Взяла двух кошек с той самой помойки, о которой я вам уже рассказал. Прошло немного времени, и у нее в квартире стало жить что-то около сотни помоечных кошек и пяток бездомных собак. Животные жили с ней вместо двух покойных сыновей. Соседи испугались, что в доме заведется зараза; вызвали бригаду спасателей, всех кошек и собак у нее отняли и куда-то дели, чтобы они не вернулись обратно. Я видел ее, когда она снова осталась одна. Очень долго не мылась, не ела. Потом снова что-то заставило ее жить, навести в доме порядок — что? Я не понимал, как она еще жива, почему не покончит собой. Что она здесь делает? Дети, которых нет — разве они могут заставлять ее жить? Когда у человека непонятно откуда берутся силы и непонятно зачем заставляют жить — это животные появляются и адаптируются в доме? Подселяются в виде беспризорных детей, бродяг. Она увидела на той самой помойке за домом двух не таких старых бродяг. Я подумал: своих покойных сыновей она тоже нашла на помойке; а ее животные жили с ней всегда — и были изуродованы соседскими детьми, уничтожены живодерами, или сами ушли из жизни, перестали быть животными. Она ушла из дома и впустила туда этих двух бродяг, двух призраков жить. Я решил сломать газовую трубу и взорвать весь дом. Вопрос был в том: оставлять самого себя и живых или нет? Потрепанная «Самадева» валялась на полу, смотрела на меня снизу, как животное на хозяина, мол: «Говори, что делать будем? Кто в доме хозяин: я или ты?» К этому времени в подъезде прорвало канализацию. Я живу на самом нижнем этаже. Соседское дерьмо залило мой пол. Я схватил книгу и попробовал устроиться на диване, с книжкой, как положено. Но понял, что это неразумно. Находиться в доме было нельзя, по улицам ходить — тоже неловко. Продукты питания покупать не на что. Тем более, скоро выборы президента РФ. И я отправился ненадолго в пятую психиатрическую больницу.

Следующая Олимпиада пройдет в Лондоне в 2012 году, и пройдет она под девизом: «Звери судят людей». Одно дело, когда соседские мальчишки выжгли моей собачке Чарли глаза линзой; она кушать потом не могла, только лакала из миски, но они издеваются над домашними животными, которых приручили; эти животные позволили себя приручить. Но другое дело, когда они издеваются над дикими животными, уничтожают зверей, которые не дали себя приручить. Встает вопрос: что после этого ждет самого человека?

Что человек сделал с животными — видно. Остается ждать, что сделают с человеком. Видно, решение его судьбы отложено до лучших времен. До Страшного Суда. Звери судят человека — это и есть Страшный Суд. Олимпийские игры в Лондоне в 2012‑м году не состоятся, потому что открытие игр перейдет в Страшный Суд. Или эти игры станут очередной затяжкой времени, хитрым ходом «Самадевы», дабы человек сам довел себя до такого состояния и стал, как эта несчастная женщина: чтобы животные с помоек и звери из леса явились не запылились и стали адаптироваться в его доме.

Один человек от скуки, чтобы время убить, пошел в парк аттракционов, нашел «комнату смеха» с кривыми зеркалами и стал на свои уродливые отражения в эти зеркала кривые смотреть, чтобы рассмешить себя. Но ночью его уродливые отражения сами завалились к нему в дом с прямо противоположными намерениями, чем те, с какими он к ним приходил и плакал от смеха.

Муки ада

Перейти на страницу:

Похожие книги

Белые шнурки
Белые шнурки

В этой книге будет много историй — смешных, страшных, нелепых и разных. Произошло это все в самом начале 2000-х годов, с разными людьми, с кем меня сталкивала судьба. Что-то из этого я слышал, что-то видел, в чем-то принимал участие лично. Написать могу наверное процентах так о тридцати от того что мог бы, но есть причины многое не доверять публичной печати, хотя время наступит и для этого материала.Для читателей мелочных и вредных поясню сразу, что во-первых нельзя ставить знак равенства между автором и лирическим героем. Когда я пишу именно про себя, я пишу от первого лица, все остальное может являться чем угодно. Во-вторых, я умышленно изменяю некоторые детали повествования, и могу очень вольно обходиться с героями моих сюжетов. Любое вмешательство в реализм повествования не случайно: если так написано то значит так надо. Лицам еще более мелочным, склонным лично меня обвинять в тех или иных злодеяниях, экстремизме и фашизме, напомню, что я всегда был маленьким, слабым и интеллигентным, и никак не хотел и не мог принять участие в описанных событиях

Василий Сергеевич Федорович

Контркультура
Комната
Комната

Здесь все подчинено жесткому распорядку, но время словно бы размазано по серым казенным стенам. Здесь нечего делать, кроме как вспоминать и заново переживать события своей прошлой жизни, оставшейся за дверью. Здесь очень страшно, потому что ты остаешься наедине с человеком, которого ненавидишь – с самим собой…«Комната» (1971), второй роман Хьюберта Селби, не был оценен критиками по достоинству. Сам автор утверждал, что эта книга является наиболее болезненной из когда-либо написанных им и признавался, что в течение двух десятилетий не мог заставить себя перечитать ее. Однако время все расставило по местам, и новые рецензии на «тюремный роман» отдали автору должное.Книга содержит нецензурную брань, сцены насилия и жестокости!

Dinozevr , Виталий Григорьевич Михайлов , Влад Мири , Дмитрий SAD , Марина Аэзида

Фантастика / Контркультура / Попаданцы / Современная проза / Пьесы