Вырезанный живот. Мгновенный человек

Взяв с нее слово, что она меня хорошо после этого накормит и купит билет в Петербург, я согласился. Рассказал детям и про Костю и Женю, и про графа Дракулу, и как отец построил своим детям психиатрическую больницу в виде замка, где братик и сестричка могли тихо сидеть рядом, держаться за руки, любоваться глазами друг друга.

Девочка лет шести подняла руку и задала вопрос: «Костя и Женя стали вампирами? Поэтому их не выпускали из больницы? Ведь граф Дракула был вампир и приходил к ним после смерти…»

Я сказал этой маленькой девочке, что за ней тоже скоро придут, и она отправится в штат Кашмир высоко в горы по пути, который ее земляк Афанасий Никитин проложил.

«…Поэтому запомни, девочка! Тебе это пригодится в том месте, куда ты попадешь. Костю и Женю ел не граф Дракула, их ел народ. Графа Дракулу тоже придумал народ, чтобы списать на него свои грязные делишки, те же детоубийства, аборты. Ты знаешь, какие аборты делают в Румынии, в деревнях? На шестом месяце в матку девушки священник засовывает длинный деревянный крест и вытаскивает его уже с мертвым ребенком на кресте. Так делали и так делают аборты в Румынии. И это, поверь мне, еще цветочки!

Я не говорю, что графа Дракулы не было, он был. Но таким, каким он был, его придумал народ. Потому что народ без Дракулы — ничто. Народ без него сам окажется Дракулой. Таков народ!

Я не сказал, что граф Дракула был вампиром, вставал из гроба и приходил в Костюжены, чтобы пить кровь двух маленьких детей. Он любил пить кровь своих врагов. Потому что сильно их любил. Граф Дракула был христианином и знал, что врагов надо любить, если хочешь победить. Граф Дракула был румыном, настоящим румыном…»

«Есть ли еще вопросы к нашему гостю?» — спросила директриса. Но меня уже понесло.

«Девочка, — продолжал я. — Ты любишь Иисуса Христа?»

«Да, люблю, больше жизни…»

«А графа Дракулу любишь?»

«Люблю…»

«Тоже больше жизни?»

«Она всех любит больше жизни, — сказала директриса. — Даже меня. Она у нас в рождественском и в пасхальном спектаклях играет Деву Марию. Как же она может не любить своего сына?!»

Я похвалил девочку и сказал, что взрослые, которые ее купят, будут ею очень довольны. И спросил: чего она больше всего хочет? Она ответила: братика. Я сказал, что именно этого желания от нее ждал.

«…Костя и Женя были братиком и сестричкой — и больше этого ничего не могло быть. И нет ничего. Если вы братик и сестричка. Если мужчина и женщина являются друг другу братом и сестрой — они уже друг в друге живут. Ему не нужно жениться, ей не нужно выходить замуж, им не нужна вся эта грязь. Если они могут чувствовать, что они брат и сестра, что они друг другу родные брат и сестра — они могут ничего не делать. Они могут делать такое, что никого в этом мире, кроме них, не станет. Им никто не будет нужен. Они никого не будут трогать. Поэтому народ всячески мешает детям вдуматься, вчувствоваться в своих братиков и сестричек. Это опасно для общества: брат и сестра, тем более, если их только двое и они двойняшки, как Костя и Женя. Ничего более запретного в мире, чем быть по крови братом и сестрой — нет. Не кровосмесительный брак между братом и сестрой — но когда брат и сестра просто сознают это: что они друг другу брат и сестра. Это очень смелый вызов для общества. Поэтому к ним в их психиатрическую больницу, которую для них и только для них одних построил отец, подселили целый народ. Чтобы съесть их, чтобы пить их кровь. Дети могли только мечтать, чтобы к ним в гости пришел граф Дракула. Они бы хотели поиграть с этой старенькой румынской куклой: графом Дракулой. Никаких графьев! Их сказочный сумасшедший дом заселили сумасшедшими рабочими и колхозниками — и передали в ведомство Минздрава. Вместо графа Дракулы к этим двум маленьким аристократам подселили целый народ с тысячами других детей. Замок братика и сестрички стал республиканской психиатрической больницей. Им мстили всю жизнь за то, что они брат и сестра. Но они ими остались…»

Временная прописка