Настя вскинула взгляд на маму, и на сердце стало сладко, словно вместо крови по венам потёк пчелиный мёд. Мама совсем не изменилась, только не было той меховой шапки, в которой детская память запечатлела её в последний миг. Такая красивая была собачья шапка под енота, расцветкой, напоминающей её Пёсика. Они зашли в комнату. Мария обвела взглядом просто обставленную комнату общежития.
– Вот тут ты и живёшь? – обратилась она к девочке.
– Да, с папой, – удивилась вопросу Настя. – И с тобой. Мы же здесь вместе живём.
Мама улыбнулась, затем увидела свою фотографию. Подошла к столу и всмотрелась в запечатлённое на ней своё счастливое лицо. Насте показалось, что мама очень удивилась, словно увидела себя на фотографии первый раз в жизни.
– Мама, ты где была столько времени? – сорвалось с языка девочки. – Мы тебя так долго ждали! Ты теперь не уйдёшь? Ты же останешься с нами?
В этих вопросах слышался огромный детский страх. Он не давал девочке расслабиться и радоваться приходу матери. Страх, подобно болотному туману, обволакивал счастье от встречи, лишая радостное эмоциональное состояние ребёнка своей положительной составляющей, напоминая ребёнку о преходящем. День сменяет ночь, лето – зиму, хорошая погода – плохую, солнце всегда заходит, радость от встречи сменяется горечью расставания – счастье никогда не бывает вечным. Девочка стояла рядом с мамой, и было видно, что ей не хватило короткого тактильного контакта в коридоре. Она пританцовывала на месте, не зная, как ей прильнуть к маме.
Мария смотрела на девочку добрым, жалостливым взглядом, понимая, что сейчас происходит в душе ребёнка. Она протянула руки, пуская её в свои объятия, и тут же чуть не упала со стула от того напора, с каким Настя откликнулась на её призыв. Дочка обхватила свою нашедшуюся маму с такой силой, что было видно, она больше не намерена её отпускать ни на минуту. Отец поставил чайник, развернул коробку конфет, открыл бутылку шампанского, но девочка не давала маме двигаться. Она, как маленький осьминог, парализовала ей все движения и отказывалась поддаваться на настойчивые уговоры отца отпустить пленницу.
– Оставьте, Егор, – вступилась за неё Мария. – Вы же видите её состояние.
Она опять погладила её по спине, и по телу девочки разлилась река блаженства. Как давно за неё никто не заступался!
«
– Да, конечно, – после небольшой паузы произнесла её мама.
Настя, лёжа у неё на груди, вдруг отчётливо услышала, как внутри стало колотиться мамино сердце, отдавая в ухо глухими ударами: «бух, бух, бух».
– А я у тебя одна-единственная? – В ожидании ответа Настя прижалась сильнее к звукам материнского сердца, словно к детектору, который никогда не соврёт.
– У меня есть только одна-единственная доченька Настя, – прозвучали слова мамы, и сердце подтвердило её ответ ровными тихими ударами. Тем временем Егор достал семейный альбом и стал показывать жене фотографии их семьи, надеясь, что так к его Светлане быстрее вернётся память прошлых совместно прожитых лет. Он видел, что встреча с дочерью не произвела на женщину ожидаемого эффекта. В отличие от Насти он видел, что она подыгрывает ему и не хочет разочаровывать ребёнка, переживая за его психику. Не более. Она не вспомнила свою кровную дочку. Она не вспомнила ничего. И сейчас рассматривала фотографии в альбоме больше из вежливости, тщательно скрывая отсутствие интереса. Так обычно ведут себя в гостях.