Три дивизии Хейслипа: свежая 80, 90-я и французская 2-я танковая – должны были оставаться в Аржантане, остальные же наступали на Дре, от которого до Сены оставалось не более 50 км. Как отметил Паттон на следующий день, быстрое наступление серьезно подняло боевой дух солдат. «После начала наступления количество случаев боевой усталости (новый термин для обозначения трусости) и самострелов значительно снизилось. Людям нравится играть в команде победителей».
Небритые танкисты 3-й армии стали настоящими героями для интендантских подразделений и прочих тыловиков. «Некоторые новобранцы даже отпускали бороды, чтобы больше смахивать на ветеранов, – писал один врач 2-го эвакогоспиталя, – но наш командир быстро положил этому конец».
Участвуя в наступлении, которое, казалось, никому не под силу остановить, люди испытывали сильное возбуждение, а некоторым все стало видеться в розовом свете. Американский военный корреспондент, желавший обойти конкурентов, свернул к Шартру, чтобы стать свидетелем взятия города. К несчастью, он прибыл туда на два дня раньше срока и сразу был взят в плен подразделением немецкого 6-го полка полиции безопасности.
Ефрейтор немецкой армии Шпикеркеттер, все еще пребывавший с группой саперов 256-й пехотной дивизии, которая сумела вырваться из Авранша, добрался до Шартра на их разбитом «ситроене». Пока солдаты местного гарнизона готовились оборонять город от наступающих американцев, Шпикеркеттер с товарищами нашел склад продовольствия и припасов вермахта. Склад был брошен, но пока не разграблен. Они бродили, ошеломленно разглядывая полки с разносолами, вином и другими спиртными напитками, сигаретами и даже электробритвами, замшевыми перчатками и большими флаконами одеколона – словом, всей той роскошью, о которой и мечтать не мог солдат на передовой. «Мы были бы счастливы остаться здесь до самого конца войны», – говорил Шпикеркеттер. Они загрузили в «ситроен» банки консервов, сигареты, замшевые перчатки и флакон одеколона, после чего отправились к мосту через Сену в Мелене. Им повезло не попасть в руки фельджандармов, которые непременно направили бы их на оборону города.
15 августа, когда канадцы с тяжелыми боями пробивались к Фалезу, поляки совершили прорыв на левом фланге. К счастью для них, большинство 88-мм пушек люфтваффе уже отвели с переднего края, и все равно бросок поляков к реке Див в районе Жора был впечатляющим. Тем временем к востоку от Кана английский 1-й корпус, вошедший теперь в состав 1-й канадской армии, отбросил немцев к низовьям Дива. Но, как это часто бывает в середине августа, за сильной жарой последовала гроза с ливнем. Пыльная земля превратилась в «жидкое месиво».
Штаб Клюге, прекрасно сознавая опасность, писал, что ситуация с припасами «с каждым часом усугубляется и становится критической». 5-я танковая армия сообщала о «катастрофической» нехватке боеприпасов. Численность 85-й пехотной дивизии сократилась до полутора батальонов, а у «Гитлерюгенда» осталось всего 15 танков. В тот день, пока остатки немецких армий в Северной Франции пытались избежать полной катастрофы и окружения, события на юге ознаменовали приближение неизбежного конца фашистской оккупации страны.
Вторжение в Южную Францию, получившее кодовое наименование операция «Энвил» («Наковальня»), играло главную роль во всех американских планах начиная с 1943 г. Черчилль с завидным упорством пытался сорвать этот план. Он не хотел снимать войска с итальянского фронта – в основном ради своей мечты о вторжении в Австрию и на Балканы с целью не допустить послевоенного расширения влияния Советского Союза до самой Адриатики.
Президент Рузвельт, недовольный тем, что он считал чрезмерным недоверием Черчилля к Сталину, перехитрил англичан на Тегеранской конференции 1943 г. Не говоря Черчиллю ни слова, он сообщил Сталину о планах вторжения в Южную Францию параллельно с высадкой в Нормандии. Англичане были шокированы, но Сталин эту идею сразу же одобрил. Он даже назвал швейцарцев свиньями и предложил Рузвельту «занять страну по пути через долину Роны». Нехватка кораблей не позволила начать вторжение в Южную Францию одновременно с «Оверлордом», как того хотели американцы, но ничто не мешало начать его позднее.
К очевидному недовольству Рузвельта, Маршалла и Эйзенхауэра, англичане не оставляли попыток не допустить проведения в Южной Франции операции «Наковальня», переименованной в операцию «Драгун». Горячие споры по этому поводу вызвали большую напряженность в англо-американских отношениях, чем любое другое разногласие по вопросам стратегии в ходе Второй мировой войны. Эйзенхауэр считал, что операция «Драгун», задействуя французские дивизии, дислоцированные в Италии и Северной Африке, оправдает огромные американские расходы на войска де Голля, с одной стороны, а с другой – вовлечет французов в боевые действия в качестве партнеров.