Выше Бога не буду

На ближайший год враг мне был обеспечен. И он оказался не империалистом и не голодным китайцем, алчно разглядывающим в бинокль наши кедровые шишки, а заместителем командира батальона по тылу, имеющем разницу в возрасте со мной лет в пятнадцать минимум. Он доставал меня как только мог. Две недели я отбивался от его агрессивных атак, но наступил момент, когда конфликт был исчерпан. Я заказал сон и спросил, что мне надо знать, чтобы остановить этого агрессора. Я увидел его в гипсе. Он сидел и перебирал бруснику: бело-розовые ягоды – в одну сторону, а красные – в другую. Проснувшись, я стал вспоминать детали. Зам. по тылу, гипс, ягоды… Я пошел в лес, нашел бруснику. Красной еще не было – вся сплошь бело-розовая, неспелая. У меня на родине брусники нет. Интересно, когда она здесь спеет, надо у местных спросить. По дороге мне попались пацаны на велосипеде. Я их остановил:

– А когда брусника поспеет?

– А это когда мы в школу пойдем. После 5-го сентября обычно ходим ее собирать.

А сейчас 20 августа, значит, еще дней 10–15 мне его терпеть. Ладно. Потерплю. Я ушел в состояние глухой обороны: есть, так точно, никак нет. Я ждал 12 дней. На 13-й день, снимая пробы на кухне – а это была моя довольно приятная обязанность – я записал замечание по качеству приготовления третьего блюда, а конкретно – киселя, который повар не кипятил, а просто размешал в бачке с горячей водой. Та проба, что мне принесли, оказалась на голове у повара, а обед личного состава был задержан на время приготовления нового киселя. Задержка обеда в армии – это своего рода ЧП. Война войной, а обед по расписанию. И это не просто поговорка – это жесткое правило, обязательное к исполнению. Что тут началось! Солдаты ропщут: желудочный сок выделился минута в минуту, а еды нет! Я переключил их гнев на нерадивого повара, которого они пообещали накормить уже несъедобным продуктом, а вот истерики зам. по тылу мне избежать не удалось. Он кричал, брызгал слюной, растоптал свою фуражку и обещал гноить меня на губе до самого дембеля. Я смотрел ему в глаза и ждал, ждал, ждал, когда же он наконец проорется и будет способен услышать меня. Он проорался, а я объяснил причину задержки приема пищи. Не спеша, методично и пунктуально я говорил об особенностях термообработки продуктов питания и возможных последствиях нарушения технологии. Я вплел в свои слова его же обвинения в диверсии, саботаже и попустительстве, так как повар – его непосредственный подчиненный, а в конце я сказал: «Вы совершенно напрасно преследуете меня за то, что я правильно исполняю свои служебные обязанности. Ваше несправедливое преследование будет остановлено в течение десяти ближайших дней и скорее всего на физическом уровне».

Он замолчал. Он пялился во все глаза и ноздри его трепетали.

– Это что, угрррррозззаааа? – он просто прорычал это слово. Угрррррозззаааа?!

– Нет, это свершившийся факт.

Мороз шел по коже, и я знал, что это не от страха, а от того, что так и будет.

Он сломал ногу, вылетев на повороте с заднего сиденья мотоцикла. Я сам накладывал шину на его ногу и сам сопровождал его в лазарет в кабине локомотива товарного состава. Он все время молчал и уже после того, как его осмотрели, просветили на рентгене и наложили гипс, спросил:

– Как ты это сделал?

– Это не я, это ты сам себе сделал.

Я говорил ему «ты», а он даже и не подумал меня одернуть и напомнить о субординации. Больше он никогда не вмешивался в мою работу.

30

Служба продолжалась, я лечил бойцов, офицеров, их жен и детей, которые периодически болели или травмировались. Мне приходилось делать все, что я умел, чему меня учили. Я не могу сказать, что был сильно загружен работой, как-то постепенно все выровнялось. У меня появились друзья, и было свободное время для чтения книг. Читал я, как и в детстве, по ночам, а книги покупал в магазине, маленьком магазине рядом со станцией. В этом магазине было пять покупателей: замполит, жена командира, учительница местной школы, сама продавщица книжного магазина и я. В то время я получал 20 рублей 70 копеек и, кроме как на книги, эти деньги мне девать было некуда. Книги были хорошие, разные, изданные в Иркутске Восточно-сибирским книжным издательством. Раз в неделю из Читы приходил поезд, который, кроме продуктов, привозил литературу. За год службы у меня скопилась приличная библиотека. Прочитанные книги я отправлял почтой родителям, а себе покупал новые. Никаких ЧП, никаких кризисов – все было спокойно до одного случая.

Как-то в субботу я проверил качество пищи, сделал запись в журнал и пошел в баню. Баня была рядом со зданием батальона. Хорошая баня, с горячей и холодной водой. Вы скажете, не бывает бани без горячей воды? Еще как бывает! Я в такой бане в Хабаровске полтора месяца мылся. Сказать, что бодрит – ничего не сказать. Еще повезло, что это весна и начало лета. А здесь все было как надо!

Я намылил голову и только собрался смыть пену, как услышал крик:

– Товарищ сержант, товарищ сержант!

Я смахнул пену.

– Чего ты кричишь?