Выше Бога не буду

Николай II понимал весь трагизм ситуации, он пытался исправить ошибки прошлого. Он смотрел на своего страдающего сына и понимал истинную причину его заболевания. Да, многие исследователи под болезнь наследника подводили биологическую базу, ссылаясь на нарушения генетики и прочие причины. Но нарушение генетики происходит не только от близкородственных связей или, допустим, вследствие радиоактивного излучения. Есть еще эмоция, способная своей силой привести к мутации. В этиологии любого заболевания есть энергетический сбой. То, что современная медицина рассматривает как этиологию, для меня всего лишь симптом. Насморк это симптом, а в этиологии его происхождения – переохлаждение. Логично? Но ведь это не вся проблема – надо смотреть, почему возникло переохлаждение. Не потому ли, что человек был легко одет? А почему он был легко одет? Потому, что он не догадался одеться потеплее или не позаботился об одежде. Эта догадка и есть маленькая работа интуиции. Проклятие – это снижение интуиции. Иногда до максимально низкого уровня. Низкий уровень интуиции – это когда ты видишь только очевидные вещи, вещи, которые на поверхности, которые можешь потрогать. Интуиция дает другие способности – чувствовать правильность своих действий и действий других. Находить безопасный путь не только для себя, но и для своих потомков, понимать, что десять заповедей Христа – это шпаргалка для нас, не имеющих возможности понимать весь масштаб нашей жизни и ее влияние на мир в целом.

Да, Николай II знал о проблеме. Совершенно не случайно возле него появился Распутин. Многие исследователи пытаются понять, каким образом этот деревенский парень вдруг стал особой, приближенной к Императору. Я знаю, каким. Распутин обладал уникальной способностью снижать уровень проклятия. Одним только своим присутствием он снижал концентрацию яда. Такое возможно. Распутин обладал этими способностями, и пока он был жив, была жива и царская семья. Как только его убили, концентрация яда достигла максимума. И все полетело в тартарары.

40

Природа, не загруженная людьми, всегда открыта для восприятия. Я выбрал Чукотку, имея о ней представление только из книг. В моей жизни ни разу не встречался человек, который смог бы рассказать мне о природе, и мой первый контакт с природой, настоящий, без посредников, был именно на Чукотке. В детстве я много раз бывал и в лесу, и в степи – я работал на земле, я помогал косить сено, я ездил на лошадях и любил купать их в реке. Я много времени проводил у воды, знал все окрестные озера и любил ловить рыбу, но природа оставалась для меня закрытой. Причина закрытости была в людях, в тех следах, которые они оставляли на ней. Даже на удалении 40 километров от города я наблюдал трубы Троицкой электрической станции, коптившей небо так, что шлейф дыма был виден из космоса. Чукотка была другой. Она была наполнена любой формой жизни, кроме человеческой. Не ступала нога человека – таких мест на Чукотке всегда было в избытке, и именно это сыграло главную роль в понимании природы и ее роли. Незаметные в насыщенной людьми европейской части страны, природные знаки стали очевидными. Вся сила и мощь стихии, с одной стороны, указывала на ничтожество и такую малость меня на этой планете, а, с другой стороны, давала возможность ощутить себя частью подлинной, настоящей системы, а не той искусственной структуры, которую придумали люди для удобства пользования планетой, воспринимая ее как исключительную собственность и не признавая ее живой в целом! Там, на Чукотке, я понял, что планета – живая. Еще в раннем детстве я задумывался о нас, людях, как о мелких насекомых, которые живут на теле огромного зверя. Эти детские мысли оказались далеко не детскими. Мы даже не насекомые, мы опасней – мы вирусы! В природе все в балансе: хищник-жертва-хищник. И тут появляемся мы со способностью меняться не физически, а умственно. На первом этапе надо было выжить. Выжили. Выжили, стали умнее, но в какой-то момент наш путь сместился к банальному дарвинизму: выживает сильнейший. И это стало стратегической ошибкой общества.