Выше, чем Боги. Инфузия

– Неудобно, главе Семьи, это опять, через пищеварительный тракт пропускать. Вставляй шприц в ее же катетер, краник верти на вход, наполним снова пузырь. Мужским содержимым. Что силенок не хватает?!! Сопротивляется?!! Дэф! Помоги–ка! Ну, вот сразу все и вошло. Краник… Краник не забудь… Ваша полость мадам, всегда будет заполнена до краев. И содержимое будет, каждый раз разное. Надеюсь, это отвлечет вас, хоть ненадолго от кулоновых¹⁶страстей, бушующих внутри. И Мо, я желаю, чтобы глаза у мадам, были открыты всегда. Возьми что-нибудь плоское. Да, чайная ложечка, вполне сойдет. Оттяни веко от глазного яблока. Так. А теперь сверху, на кожицу жми ложечкой, чуть-чуть. Да, не чашечкой! Другим концом! Это офтальмологическая процедура, называется выворачивание верхнего века. Видишь, как удобно? Никаких инструментов не надо! А моргнуть захочет – не выйдет! Не в ее воле это теперь! Повтори-ка на другом глазу и не забывай смачивать физиологическим раствором. Иначе, это не очень приятная процедура, может превратиться в пытку. Это недопустимо! Внизу, тоже не забывай увлажнять, а то токопроводность тканей может упасть. Все!!! Больше этими пустяками, меня не отвлекайте, сами фантазируйте. Идею я вам дал.

Поднимается обратно в кабинет.

– Ну, а с тобой, что мне делать? – спрашивает девчонку. – Эх, были бы твои родственнички, нормальными людьми, уж давно делами бы все занимались, а не по туалетам друг друга водили.

Освобождает девицу от рамки, ведет к двери в комнату гигиены, при кабинете. Сажает на стульчак.

– Тебе подопечные, еще не нужны, – твердо произносит. Сам стоит, не уходит. Пожурчала она, обратно в кабинет возвращаются. Останавливается возле стола Ия, смотрит на него вопросительно.

– Что, опять справедливости?

Кивает головой утвердительно, грудью на стол ложиться. Вот же!

– Может, проще будешь?

Вот каким талантом надо обладать, чтобы задницей голой «нет» ответить?!!

– Эх, вьет твоя семья из меня веревки, который век… ни в чем отказать не могу.

После третьей полосы наложенной, смотрит он внимательно на картину совместного творчества, ими нарисованную. Хм. Уж кровь к седалищу направилась, да малый таз собою наполняет. И такой силы, этот прилив, что своей мощью каждую встретившуюся на пути складочку расправляет. А те, расправившись, распускаются подобно бутонам роз, новым смыслом картину наполняют. Вот ведь чудо! И холст тот же, и художник, и даже кисточка, а картина каждый раз новая выходит! Видит художник, что особо хороша сегодня картина, распаляется, с великой творческой силой мазки наносит. А холст волшебный, сам, дрожащими полушариями, к кисточке стремиться начинает. Только последний мазок нанес, еще и от холста, кисточка оторваться не успела, а Ия, уже пылая лицом, на коленях перед ним оказывается. Трясущимися от возбуждения пальцами, в «молнию» на штанах вцепляется. Ну, понятно, к практике послешкольной готовится.

Так в заботах хозяйственных, еще день пролетает…

16

А наутро, опять браслет голосом Дэфа квакает:

– Босс! Королева телячья, видеть желает.

Спешит к ней, и трех часов не проходит, а он уже на шкалу напряжения, внимательно смотрит. Вошла стрелка в красную зону. 110% показывает. Поднимает он на нее взгляд.

– Вы правы оказались… Просить хочу… Снимите с меня браслет…

Смерти возжелала! Как браслет снимут, так общий для всех 7Д-принтер, сразу ее потребности, замечать перестанет.

– Я подумаю о вашей просьбе, – сухо отвечает, разворачивается и к себе направляется. Говорит в браслет. – Мо, напряжение оставь таким же…

А на следующий день, велит поднимать ее на второй этаж, в лабораторный отсек. И две рамки поставить: одну, для Курта, другую, для девчонки из кабинета.

Велик по размерам лабораторный отсек. Всякими затейливыми опытами хозяйка увлекалась. Большая часть его, отделена высоким, до потолка, задернутым зеленым пологом. Потолок белизной сияет, стены бежевые. И пол плиткой, того же цвета выложен. Спиной, к пологу зеленому, чуть не вплотную, королева телятины на троне своем сидит. Слева от нее, рамочка с Ией. По-взрослому ее Дэф привязал, крепко затянуты петли на запястьях, да коленках. Справа, с поникшей головой Курт стоит, тоже в рамке конечно. Тоже обнажен.

Входит Донг, в кресло, что напротив «королевы» садится. Указочку деревянную, поперек, на ноги кладет, руками накрывает.

– Оставьте нас, – соратникам тихо командует. Остаются они вчетвером. Не может он долго в кресле усидеть, вскакивает, к «королеве» подходит. Шевельнул пальцами у век, и вот ими уже моргать можно.

– Должен заметить, – начинает он неспешно. – Что жизнь, кучерява сюрпризами. Иной раз, маленькое, обычное действие, про которое забываешь, через пару минут, через два столетия, так отзывается! Что и не поймет никто…

– Вот я нахожусь рядом с тремя людьми, двух из которых ненавижу лютой ненавистью. Тебя, Курт, – палкой деревянной тычет. – И тебя, Ия. Тебя Курт, за звонок, сделанный невовремя, а тебя Ия, за сам факт твоего рождения, повлекший этот звонок. А звонок этот, о котором и не вспомнит, теперь никто, для двух других людей, важные последствия имел…