Всё верно: если бы после «чистых» итоговых работ ребята успокоились, им бы списали всё. И вздохнули бы спокойно. И жили бы дальше. И через несколько лет, получая родительский аттестат, Фьюру и Тьюру пришлось бы разбирать собственные «подвиги», чтобы продемонстрировать способность понимать своих будущих детей. И «бунт банды» стал бы содержанием семейных летописей и основой для многолетней дружбы…
Только этого не будет. Перевод в ТФ и высылка со станции многое меняло в их повседневной жизни: с друзьями они смогут общаться лишь во время ограниченных сеансов связи, учёбу придётся совмещать с практической деятельностью, под куполом не много развлечений и ещё меньше разнообразия — но это пустяки по сравнению с последствиями. И кто знает, с чем им будет тяжелее примириться: с запретом на некоторые профессии или с невозможностью создать семью!
— Ну, это слишком! — раздалось за моей спиной.
На экране вывели результаты последнего обследования. Оказывается, во время своего пребывания в медблоке ребят заставили пройти полный круг тестов и анализов.
— Они не больные, хватит уже!
Я оглянулся. Так и есть — тэфер. Светлые всклокоченные волосы, лицо, похожее на молодые горы — всё из острых углов, прищуренные глаза под сдвинутыми бровями — казалось, ещё немного, и он слетит со своего места и кинется в драку.
Сидящий рядом с ним загорелый до черноты молодой человек сокрушённо вздохнул, смущённый выходкой коллеги.
— Я бы попросил вас… — начал было медик, но осёкся, выключил экран и покинул трибуну.
— Проект не должен беспокоиться — больных мы не пошлём, — язвительно заметила доктор Окман.
— А я и не беспокоюсь! — фыркнул тэфер. — Потому что они не больные! Давайте уже, голосуйте, и я заберу парней.
— Я так понимаю, вас их состояние не тревожит? — старший школьный психолог встала в полный рост и повернулась к собеседнику. — И перспективы тоже?
— Они не хотят быть здесь — ну, и не будут, — тэфер, что примечательно, продолжал сидеть.
Ему было лет сорок, не больше. А доктору Окман — слегка за пятьдесят, так что она не могла
— По себе меряете? — в серых глазах доктора промелькнуло что-то совсем недоброе.
— Что, нельзя? — ухмыльнулся он. — Они не пропадут — не дадим!
Глава Станции вовремя вклинилась в их «беседу»:
— Благодарю докладчиков!
Она занимала председательствующее место во фронтальном ряду, где разместились члены комиссии, и я мог прекрасно видеть её лицо и признаки грозы на нём. Понятно, что Леди Кетаки была недовольна поведением доктора Окман — тэфер вёл себя вполне предсказуемо.
«Фьюр станет таким же», — понял я, и заодно уяснил подоплёку происходящего. — «Потому что будет жить
— Кто-нибудь хочет выступить по существу проблемы? — теперь Глава Станции смотрела на меня — и взгляд у неё был умоляющий, как будто просила меня молчать, не лезть, не высовываться.
— Я хочу, — покинув своё место, я вышел в центр зала, но на трибуну подниматься не стал — показывать было нечего.
— Мы вас слушаем, — Леди Кетаки отвела взгляд и больше на меня не смотрела.
— Меня зовут Рэй, я андроид А-класса, серийный номер ДХ2-13-4-05, с 22 марта я исполняю обязанности личного секретаря Главы Станции. 19 апреля я приступил к проверке объединённого дела Фарида Эспина и Теодора Ремизова…
— Что-нибудь нашли? — встрепенулся майор Ланглуа, который отчитывался за Отдел Безопасности. — Какие-нибудь нарушения?
Я покачал головой, и седой страж порядка нервно улыбнулся. Он работал ещё с дедушкой и бабушкой
— Никаких нарушений нет, — на всякий случай повторил я. — Не в этом суть… — я сделал паузу, пытаясь подобрать слова — майор сбил меня с мысли. — Совсем недавно, буквально в прошлый четверг, я разговаривал с ними, с Фаридом и Теодором. Они хотели отключить меня…
Зал, как по команде, загудел, словно растревоженный улей. Леди Кетаки помрачнела — она не выглядела удивлённой, видимо, догадалась (может быть, ещё тогда), почему мой предохранительный блок трижды включался.
— Потому что думали, что со мной ничего не случится! — поспешно пояснил я. — Как только они узнали, что нанесут невосполнимый ущерб, они перестали… Они не хотели убивать меня! Они вообще никому не хотели навредить! Они просто не способны на это!
— Чушь! Наивная чушь! — из общего гула выделился голос Мейрам Блумквист.
Здесь она была не консультантом, а представителем родительского комитета, поскольку её дочь была втянута в банду.