— А что тут говорить! — вмешалась Мария. — Такое там понаписали, в том интервью, что Якову глаза стыдно было показать на народ. Ну, да мы-то знаем, какой он на самом деле. Сроду такого не скажет. У него и мыслей подобных никогда не бывает и быть не может: «Мы геройски вступили в схватку со стихией», — тьфу, да и только! — гневно сверкнула глазами Мария. — И как не стыдно срамить людей! Ну, вы теперь сами разбирайтесь, а я пошла, мне свою долю надо отштопать.
Я стоял перед Елизаветой Васильевной, не зная, что сказать.
— Вы уж извините, что так вышло, — промямлил я.
— Да вы не огорчайтесь, — сочувственно произнесла Елизавета Васильевна. — Это все ваш редактор насочинял. А вам вот не повезло. Яков в море, и я не жду его скоро.
— Я знаю. Да только теперь все равно парохода придется ждать. Может, вы мне что расскажете…
— Что же, заходите домой, там и поговорим. — Елизавета Васильевна вновь взялась за иглу.
Я поблагодарил. Однако идти сейчас мне было некуда, и я остался на берегу. Женщины окружили меня и стали учить своему нехитрому ремеслу. Смеху и шуму было много — они от души потешались над моими неуклюжими действиями. Но я не обижался — понимал, что приезд постороннего человека несколько оживил однообразие их жизни…
Когда вечером я сидел с бабкой Нефедовной за ужином и рассказывал ей о событиях дня, она качала головой и посмеивалась.
— Наши бабы, они такие. Задиристые. Ты на них обиды не имей. А к Лизавете сходи, да не раз. Поговори. И на сынка обрати внимание. Особенный он у них парень. А и упрямый — страсть. Весь в отца.
…К Богдановым я зашел на следующий день, под вечер. Внутри изба была отделана по-городскому — стены обшиты сухой штукатуркой и оклеены обоями. Две комнаты и гостиная обставлены современной мебелью. В углу гостиной на тумбочке стояла радиола. Пол устлан большим ковром.
Елизавета Васильевна и ее еще не старая мать встретили меня радушно и сразу пригласили к столу.
— Ваня, иди чай пить! — крикнула в окно Елизавета Васильевна.
— Сейчас! — глухо послышалось в ответ.
— Опять в сарае с утра сидит. Только поесть и забегает, — пожаловалась Елизавета Васильевна.
— Мастерит что-нибудь? — поинтересовался я. Елизавета Васильевна махнула рукой.
— Какой там мастерит! Да вы вот днем к нему зайдите, полюбопытствуйте. Сидит за книгами или транзистор слушает. Ванюша! — опять крикнула она в окно. — Иди поешь хоть, горе ты мое горькое. — Она вздохнула и повернулась ко мне: — Поверите, как привез ему отец игрушку — «Спидолу», так не оторвешь теперь мальца: день и ночь крутит ее, все Англию ловит. Ужас!
В комнату вошел невысокий парнишка лет тринадцати. В руках он держал белую «Спидолу», из которой четко раздавалась английская речь.
— Знаешь, мам, сегодня почти весь день Англия отлично слышна! Никаких помех, — обрадованно объявил он. Заметив за столом незнакомого человека, мальчик приглушил звук и поздоровался со мной.
— Ты знаешь английский язык? — спросил я.
Ваня мотнул головой.
— Нет еще. Но уже немножко понимаю.
— Прямо с ума сошел, — опять вздохнула мать. — По почте книг ему английских наприсылали уйму. И что он ему дался, этот язык? Целые дни сидит, как сыч. «Ха ду ду, ха ду ду», — долбит и долбит. Ужас!
К словам матери мальчик отнесся равнодушно, словно это и не про него говорилось.
— А вы изучали английский язык? — спросил он у меня.
— Изучал, — признался я, — только наполовину уже забыл.
— Ну теперь он от вас не отстанет, лучше бы не говорили, — засмеялась Елизавета Васильевна.
…Назавтра в полдень я опять был в доме Богдановых. Ваня встретил меня у порога и провел в маленькую комнату, сплошь увешанную географическими картами мира. Письменный стол у окна, выходившего на море, был завален книгами. На стене висел барометр. Большой морской бинокль стоял на подоконнике.
— Да у тебя, брат, тут как в капитанской каюте на корабле! — воскликнул я.
Ваня промолчал, хотя ему, видно было, пришлись по душе мои слова.
— Ты что, капитаном собираешься стать?
— Да, хочу, как и отец, капитаном быть. Но сначала мне надо еще на штурмана выучиться.
— Сначала, наверное, надо еще среднюю школу окончить? — перебил я его.
— Ну, это само собой. Только я не буду десять классов кончать. Я хочу через год, после семилетки, поступить в среднюю мореходку, окончить ее и пойти плавать. В высшей мореходке можно учиться и заочно.
Ваня достал из ящика стола подробную карту Баренцева моря, расстелил на столе и подозвал меня.
— Вот, смотрите, где наш поселок. Видите, где мы? — Он показал точку на карте, обведенную красным кружком. — На самом-самом краю земли. Выше уже ничего и нет. Выше нас — одно море. — И он посмотрел на меня, словно проверяя, какое впечатление произвело его сообщение.
— Верно, — подтвердил я, — выше вас действительно одно море, а в море — корабли.
— До Мурманска от нас сто шестьдесят семь морских миль, до Лондона — тысяча девятьсот двадцать три, а до Владивостока — если идти Северным морским путем — почти шесть тысяч миль. — Ванюша пытливо посмотрел на меня.
— Может быть.