Выше нас только небо (СИ)

Гарри торопливо шел рядом с профессором и думал. Драко. Если бы однажды он в шутку не решился сказать Малфою эти слова, у них ничего бы не вышло. И не было бы у него никакой любви, жарких губ, серых глаз, длинных пальцев и захлестывающего нереального счастья… Возможно, что и никакого Драко уже не было бы. Сердце Гарри вздрогнуло от холодного липкого ужаса. Как же ему повезло, что все случилось именно так. Никого другого он бы не смог полюбить с таким полным самозабвением, как Малфоя. Было просто смешно принимать прежнюю симпатию к Джинни за любовь. Лишь Малфой — вредный, верный, единственный — переплетал его настоящее, прошлое и будущее и связывал их воедино. Его Драко. Его любовь. Его нежность. Его судьба.

Гарри ускорил шаг, продираясь сквозь кусты.

Гермиона… Она была с ним всегда, она будет всегда. Верный друг, надежное плечо, на которое можно опереться в любой беде. Они могли ссориться, обижаться и кричать друг на друга, но он легко мог доверить ей свою жизнь, так же, как и она вверяла ему свою. Настоящая. Правильная. Искренняя.

Гарри споткнулся о корягу, и Снейп поймал его на лету, отпуская колкость по поводу его неуклюжести.

Профессор… Вечно хмурый, едкий, язвительный. Единственный из взрослых, кому Гарри по-настоящему был нужен. Кто рисковал собой ради него, сварливо осаживая и в то же самое время вытаскивая из очередной передряги или спасая жизнь. А он на него так злился. Так ненавидел. Ну откуда ему было знать в свои одиннадцать лет, что любовь — это не только сердечки и красные розы на Валентинов день. Что любовь может быть и такой — хмурой, злоязыкой и надежной, как гранит. Что такое вообще — эта любовь?

Тем временем хмурое воплощение любви очертило круг в темноте леса и желчно осведомилось, не соблаговолит ли герой оторваться от великих дум и присоединиться к простым смертным.

Гарри, тут же очнувшийся от своих странных мыслей, засмеялся и кинулся помогать разгневанному профессору очищать территорию. Нечисть с жалобными писками и стонами уже привычно разлетелась из круга, и Снейп тут же загнал Гарри внутрь.

Отчаянно волнуясь, Гарри послушно встал в середину, стараясь дышать как можно ровнее.

— Ты все помнишь? — Снейп подошел к нему, стащил с него очки, левитировал их в сторону и внимательно посмотрел в глаза, придерживая Гарри за плечи.

Гарри послушно кивнул, глубоко вздыхая.

— Расслабься, Гарри. Полностью расслабь свое тело, — приказал Снейп, похлопывая его по рукам и предплечьям. — Вспоминай все самое важное, нужное и дорогое. Поднимай эти воспоминания, удерживай их на плаву. Думай о Драко, о мисс Грейнджер… Обо мне, наконец, если это и правда поможет, — хмуро сдался он, и Гарри усмехнулся про себя своей маленькой победе. — Перейди барьер, удерживая сознание, и думай обо всех, кого любишь. Думай постоянно, Гарри! — он нерешительно отпустил его и сделал два шага назад. — Начинаем.

Гарри послушно опустил голову, кусая губы и с ужасом ожидая новой боли. Но ради них всех он обязан через это пройти. Снова.

— Ты дракон, Гарри, — мягко сказал совсем рядом бархатный низкий голос. — Ты большой красивый дракон. Твое тело большое и мощное. Привычное к тяжестям. Привычное к полетам. Когтистые лапы, хвост с черным шипом, огромные крылья… — чарующий голос обволакивал и клонил в сон. — Ты можешь жить в пещерах, спускаться под воду, летать в поднебесье. Твой жизненный путь был долог и труден, но ты добрался сюда. Твоя чешуя всегда могла защитить тебя от копий и стрел, она всегда была крепка, как самые лучшие доспехи… — голос отдалялся и таял в тумане.

...Чешуя… завораживающий блеск солнечных бликов… Искры, рассыпающиеся по всему телу. Каждая чешуйка ловит свой собственный луч, дробит, измельчает и впитывает. Он может питаться солнечным светом. Он сам, как солнечный свет. Купаться в лучах отраженного блеска, взмахом крыла уноситься еще выше… туда, в желанную черноту… снова видеть далекие близкие звезды и слышать пение небесных сирен…

— Гарри, думай! Думай о Драко!

Драко. Боль хлестнула по телу, обожгла каждое нервное окончание, вырывая из сказки в сумрачный холод. Бледное лицо с разбитой губой на фоне белого кафеля... испуганные глаза, спутанные волосы и пальцы, цепляющиеся за тяжелые тюремные решетки... “Я сделал тебя, Поттер!” — и торжествующая рука с зажатым снитчем… Мягкие волосы, совсем темные в фиолетовых сумерках, огромные зрачки, поцелуи и шепот, долгий, ласковый нежный… “Ну я же твой, Поттер. Тво-ой”...

Любовь залила изнутри, затопила обжигающим счастьем, вспыхнула и схлестнулась с черным, поднимающимся на лапы зверем. Внезапно ужалило раскаленным железом, светлое в смертельной схватке слилось с темным, вгрызаясь друг другу в глотки, царапая и разрывая на части.

Гарри закричал от нестерпимой боли и выгнулся дугой. На него снова обрушивались вселенные, все быстрее кружили мириады солнц, небо падало и крошилось, а изнутри прорастало темное, страшное, порабощая и подчиняя. Счастливые воспоминания тускнели и таяли, как лед в адском пламени.

— Думай, Гарри, думай!

Опять этот голос!