Выше неба

– Как зовут твоего кота? – спросила Анна.

– Мои родители разводятся. Они думают, что я ничего не знаю, но, конечно же, я знаю.

– У твоего котика есть имя?

– Его зовут Гувер МакПоз. Ему посчастливилось быть ирландцем.

– Да? Я вижу у него определенно ирландские черты. Флинн посмотрела на бабушку и робко улыбнулась.

Что-то пугало ее здесь. Взгляд бабушки был колючим, как иголки кактуса.

– Я думаю, мы с тобой были гладиаторами во времена правления Цезаря Августа.

– Флинн, сколько тебе лет?

– Десять, а тебе?

– Пятьдесят три.

– А моей маме тридцать. Ты ее когда-нибудь видела?

– Да, она моя дочь, так же как ты ее дочь.

– О, правильно. – Девочка перевернула мяукающего кота на живот. – А как, по-твоему, она правда сумасшедшая? – Флинн отпустила уже задыхающегося кота, облизывая поцарапанный им палец. – Потому что она всегда была хорошей мамой, пока не ушла. И она обо мне заботилась.

В словах девочки Анна услышала мягкие звуки голоса Хью, какое-то недоумение, без следа злости, по поводу поступка Поппи. «Она сказала, что вернется, – были его последние слова. – Я надеюсь, ничего не случилось». Нет, Анна не может оставить у себя эту девочку. Ее присутствие здесь было чем-то вроде упрека; будто ошибки Поппи, которые заставили ее бросить ребенка, были вызваны тем, что сама Анна была плохой матерью. Она уже очень давно похоронила свою вину, и ей совсем не нужно, чтобы ее опять затопила боль привязанности.

Марвин вошел, согнувшись под тяжестью огромного чемодана.

– Анна, я надеюсь, ты не возражаешь, – сказал он. – Я… э-э… привез с собой кое-какую работу.

– И чем же ты занимаешься? Набиваешь огромные чучела? – Сейчас ее дом выглядел как дворовая распродажа, но она переживала не из-за этого. Анну больше беспокоило то, что во всем этом была какая-то тайна, что-то, о чем ни Марвин, ни Поппи не рассказали из-за уважения к ней.

– Это те головы? – спросила Флинн.

– Иди готовься ко сну, Флинн, – велел Марвин, тяжела дыша.

– Головы? Что? – изумилась Анна.

– Глиняные головы. Бюсты. Слепленные в две трети натуральной величины. Я не уверен, что в автобусе нужный уровень влажности, поэтому не хочу оставлять их там. Если влажность очень высокая, то я не смогу правильно нанести остальные мазки.

– А, ладно. – Анна посмотрела на Флинн: – Я разобрала тебе кровать в комнате для гостей.

– Флинн, иди чистить зубы, – сказал Марвин. Анна подождала, пока в ванной не зашумела вода, и только после этого повернулась к Марвину:

– Что, черт побери, здесь происходит? Что это значит?

Марвин вздохнул и достал бутылку водки из кармана большого плотного пальто, все того же самого, кажется:

– Давай выпьем.

– Нет, спасибо. Послушай, не знаю, какую игру вы ведете, мистер, но я в ней не участвую. Или честно рассказываешь, почему вы здесь, или можешь убираться прямо сейчас. Я слишком стара для всего этого.

Он кивнул:

– Уже поздно. Мы можем поговорить об этом утром? Я сидел за рулем шестнадцать дней подряд, и большинство этих дней в поисках жены.

Анна промолчала. Флинн снова появилась в гостиной.

– А вам, юная леди, уже пора спать, – сказал мужчина.

– Мне нужно покормить Гувера, – ответила она.

– Я его покормлю, – сказал Марвин.

– Нет, я сама. У него слабый желудок, ему надо готовить отдельно.

Анна и Марвин, словно завороженные, наблюдали за тем, как Флинн достала из рюкзака пакетик с кошачьим кормом и маленькую миску и как кот ел свой ужин.

Она не спала всю ночь. Флинн легла в комнате для гостей, а Марвин – на разложенном диване в гостиной.

Анна слышала, как он вставал множество раз, как открывалась и закрывалась входная дверь и хлопала снаружи дверь автобуса.

Ей казалось, что они находятся здесь уже несколько лет, а не часов.

На следующее утро в семь тридцать Анна, спотыкаясь, с затуманенными глазами пошла на кухню, чтобы сварить себе кофе. Она забыла спросить у Марвина, когда они обычно встают, но могла бы поспорить, что поздно.

Марвин храпел, лежа без одеяла. На нем были лишь шелковые шорты, по крайней мере так это выглядело. Его ноги свешивались с матраса, а волосы, не связанные в конский хвост, разметались по подушке, словно кудри куртизанки на груди римского солдата. Он был в отличной форме – худой, с великолепными плечами, бедрами и икрами. Прекрасный образец, как однажды сказал Хью. Анна отвернулась, почувствовав себя немного виноватой.

И тем не менее это был Марвин. Он сложил вещи на ее виолончель, словно на дешевый стул. Анна сбросила рубашку и брюки на пол, надеясь, что он поймет намек.