Выше свободы

Я уже говорил, что Менделеев, посвятив свою молодость науке, очень склонен был отдать зрелые годы иному служению, служению отечеству. Ученый эгоизм в нем рано уступил проснувшемуся гражданскому чувству, инстинкту патриота, увидевшему родину в опасности. Менделеев видимо хотел государственной службы, но, конечно, не переписывать бумаги. Большому кораблю не то что хочется большого плавания, а оно ему свойственно, оно обусловлено его осадкой и грузом. На мелких фарватерах большой корабль просто садится на мель. Именно такое впечатление большого государственного человека, севшего на мель, производят политические брошюры и книги Менделеева. Громадный корабль, врезавшийся в песок, неподвижный, засасываемый грунтом, причем груз драгоценных мыслей отдан на волю волн. Ну, не стыдно ли, в самом деле, что такой великий ученый, как Менделеев, был ничто в ведомстве просвещения, а какие-то графы Толстые, Дмитрий и Иван, ничем неотличимые и незамечательные, были министрами просвещения? Не стыдно ли читать: "Докладная записка заслуженного профессора Д. И. Менделеева, представленная 30 декабря 1905 г. его сиятельству министру народного просвещения графу И. И. Толстому"? Надо заметить, что Менделеев был немалое время учителем гимназий, кадетских корпусов, университетов и институтов, то есть педагог очень опытный, пропустивший через свое наблюдение тысячи учеников и студентов. Казалось бы, как не заметить такого педагога, одновременно доказавшего громадную трудоспособность и гениальную проницательность ума? "Но он был химик". Да. Что ж такое? Химия - в математическом обследовании ее - есть философия природы, и все же дает нечто уму, а не отнимает от него. Ну, а графы Толстые, которые не знали ни физики, ни химии, ни математики, как, по-видимому, вообще ничего не знали в точности, - почему же они, не бывшие педагогами вовсе, казались лучшими хозяевами учебного ведомства? Почему Менделееву был предпочтен Делянов, спустивший ведомство на нет? Или генерал Глазов, отличившийся лишь тем, что сдал русское просвещение революции, совершенно как сдали гг. Стессель и Небогатое японцам свои крепость и эскадру?

Стучался, и не отворили ему

"Но, может быть, Менделеев вовсе не хотел быть министром просвещения?" - скажете вы. Достоверно, конечно, я судить об этом не берусь. Однако не слыхать было, чтобы ему предлагали этот пост - и он отказался. Кое-какие основания заставляют думать, что он не отказался бы от министерского портфеля. Великий человек, конечно, не мог сам навязываться. Он не мог домогаться высокой роли с той восхитительной наивностью, какую обнаруживают великосветские петиметры23 или, например, кадеты. Придет самодовольный субъект с улицы и, опираясь на протекцию кузин-фрейлин или босяков левого блока, начинает "переговоры" о портфеле. Менделеев, конечно, был чужд мелкого тщеславия гг. Набоковых, Кузьминых-Караваевых или маленьких графов Толстых. Не звание ему было нужно, не отделка квартиры, не оклад, а большая государственная работа, "большое плавание". Раз он принял место в пробирной палате, почему ему было не принять место члена Государственного Совета, министра? Я не настаивают на том, что он мог бы быть только министром просвещения. Может быть, еще с большим призванием он оказался бы на месте министра промышленности и торговли, земледелия, государственных имуществ. У него была огромная склонность к живой, практической работе, и что касается промышленности - это была его политическая вера, основа его государственной философии. Нет сомнения, он был бы превосходным министром и в этих ведомствах, которые изучил добросовестно, не мечтая ни о каких портфелях. Но, судя по глубокой его заинтересованности в просветительных вопросах, он внес бы в столь расстроенное учебное ведомство не меньший государственный ум, не менее острое внимание. Менделеев дальше палаты мер и весов не пошел, то есть его попросту дальше не пустили. Как в царство небесное, на министерский наш Олимп у нас долгое время вел узкий путь, до того узкий, что сколько-нибудь крупная фигура застревала еще в начале карьеры. Проходили свободно узенькие, вылощенные господа, которых пустота позволяла сжиматься до размеров любой щели. Как было пройти по этой лестнице людям вроде Менделеева, Александра Энгельгардта, генерала Черняева и т.п.? Целое поколение крупных русских талантов, полных энергической предприимчивости, были остановлены в расцвете сил, сброшены с большой дороги, почти затоптаны толпою посредственностей, в конце концов торжественно проваливших Россию. Вот наше национальное несчастие!