Выше свободы

Сколько известно, московские богачи - люди деловитые, далеко не глупые, достаточно образованные и с проснувшимся чувством достоинства. "Мы - сила в нашей стране", - думают они, и действительно, они сила. У иного купца десятки тысяч рабочих, сотни мастеров, механиков, инженеров, ученых бухгалтеров, докторов, учителей школ, чертежников, химиков, ревизоров. Огромные шестиэтажные корпуса, машины, склады, железные ветки, пароходы. Одна администрация у такого купца - целое министерство. Одних налогов в казну купец платит десятки и сотни тысяч. Кажется, крупная фигура миллионер, однако он ничто в своем отечестве, политический нуль. Вся роль его - быть дойной коровой для казны, и как от коровы не требуют ее мычанья, так и его голос в делах отечества - нечленораздельный звук. Для деловитых людей, сознающих свое значение, согласитесь, это становится неудобным. Налоги растут; мы накануне огромного подоходного налога. Десятки тысяч превратятся в сотни тысяч, и плательщикам хочется иметь хоть отдаленное представление о их судьбе. Купец большая сила, но отечество постоянно дает понять, что он "хам", что он сверчок, который всегда должен знать свой шесток. В так называемом хорошем обществе купец не принят. Он хозяин целой сотни полунищих дворян, которым платит гроши, но дети этих нищих поступают в особые учебные заведения и выходят в министры, а его дети - нет. Если сын купца хочет быть, например, моряком, он должен ехать в Англию или Японию; те флоты ему доступны, но родной флот ему недоступен. А просят жертвовать на флот. Это мелочь, если хотите, но оскорбительная, и запоминается, как сотни других мелочей, ограничивающих наше гражданское равенство. Хозяин огромного дела, дающий хлеб десяткам тысяч рабочих, купец не смеет прочесть рабочим ни газетной телеграммы, ни главы из Евангелия: на это требуется разрешение чиновника. Человек, рискующий миллионами, зависит часто от безусого столоначальника какой-нибудь канцелярии, который может зарезать дело или дать ход. Все это неудобно, очень неудобно. Миллионеры уже не довольствуются купленным по таксе почетным гражданством, им хочется просто быть гражданами. Но "гражданин" слово великое, и играть им нельзя. Гражданин - звание не ниже рыцарского, оно обязывает, но и дает права. Если же нет прав, нет и обязанностей. "Если я не гражданин, то нет у меня и отечества, - думает иной миллионер. - Что это за странная родина, где я чужой? Чего бы ни коснулось, "это не ваше дело". Чье же, однако, дело? Если не наше, стало быть, мы чужие, стало быть, где же родина, где чужбина? Чем в самом деле, подобное отечество отличается от чужих краев? Если все мои права здесь в том, чтобы платить налоги, то поезжай я в Англию, мне и там дадут это "право". Но там за него дадут полное равенство со всеми гражданами, обеспеченную защиту, простор для мысли и совести. Там я более родной, чем здесь, и если захочу участия в жизни - меня не оттолкнут. Где же родина, где чужбина?"

Патриотизм, если он истинный, - это высшее счастье нации. Но оно дается не даром, оно заслуживается. Приказать быть патриотами нельзя. Если мы хотим вернуть это высокое счастье, пора закладывать для него устои. Надо сделать так, чтобы было чем гордиться за народ свой и не было бы того, за что приходится краснеть. Говорят: "Weltgeschichte ist Weltgericht..."9 Это правда, и от страшного суда истории, всегда текущего, никуда не уйдешь. Нам все дано под солнцем, чтобы устроить жизнь достойную, которую и мы сами, и весь свет могли бы нравственно уважать. Изобретать тут нечего, все доступное теперешнему состоянию цивилизации изобретено. Если примем истины, проверенные стократным опытом, будем спасены, и снова загорится восторг народной гордости и горячей любви к родине. Помолодеем, раздвинемся вширь и ввысь, почувствуем кроме личной души - великую душу нации...

1904

ВТОРАЯ ДУША

Мне кажется, современному человеку мало одной души. Мозг природы, все более впечатлительный и тонкий, человек начинает постигать существования невидимые, безмерные и начинает чувствовать за них и страдать. Кроме своего крохотного тела человек становится чувствилищем огромного тела - нации и необъятно громадного - человечества. Три человеческие организации - живые и нервные - требуют и трех сознаний, трех входящих одна в другую душ, составляющих как бы Троицу нашего внутреннего неба.