Выше свободы

Мы переживаем снова период великих реформ, но отчего, спрашивается, не удались старые реформы? Главным образом - от крайней нищеты народной. Дали крестьянам волю. Казалось бы, какое торжество истории. Молодая нация, как огромный корабль, спущенный со стапеля, могла бы двинуться стремительно вперед, в безграничный океан будущего, - но что же вышло: наш корабль народный тотчас же сел на мель. Великие реформы в зажиточном народе удались бы превосходно, но они оказались не по средствам народу нищему. Возьмите земство: несомненно, это великое установление, но поглядите, до чего оно полузадушено - не столько чиновничеством, как уверяют, но нищетой народной. Почему мало школ, врачей, медицинских участков, опытных полей, агрономов, хороших учителей и пр., и пр.? Почему проселочные дороги прямо ужасны? Почему плохо поставлено страховое дело, нет учреждений мелкого кредита, не организована благотворительность? Да просто потому, что на все это нужны деньги, а их нет. Чуть побогаче губерния - и земство заметно оживает, но что можно требовать, например, от витебчан?

Возьмите другое огромное государственное дело - железные дороги. Как их было не построить, если весь мир их выстроил. Без железных дорог мы прямо-таки рискуем национальным существованием. Будь народ побогаче нашлись бы, как у соседей наших, миллиарды и на постройку, и на выгодную эксплуатацию дорог. У нас же дороги выстроили (в долг), а ездить часто не на что и возить нечего. С великими жертвами государство создало национальную промышленность - и это вопрос жизни или смерти нашей. Не будет у нас своих фабрик и заводов - Европа высосет из нас всю кровь, как из Индии или Турции. Будь народ побогаче - промышленность сама развилась бы, но в нищем народе она - даже искусственно поднятая - идет ко дну. Народ отказывается покупать, так как не на что. Нет рынка, нет промышленности.

Ниже известного минимума достатка самый кроткий и преданный государству народ оказывает стихийное, ничем несокрушимое сопротивление - и даже мерам явно благожелательным. "Лечись!" - настаивает государство "Учись!", "Строй дороги!", "Занимайся промыслами!" и т.д. На все эти разумные требования народ, землисто-бледный, отвечает кротко: "Не на что!". "Не пьянствуй! Не ленись!" - говорят народу строгие моралисты. "Эх, кормильцы вы наши! - отвечает себежский мужик (это мы-то кормильцы). - Эх батюшки! Да как не пьянствовать, коли мочи нет! Как не пьянствовать, когда - выражаясь вашим интеллигентным языком - сознание не в силах вынести всего ужаса, в котором мы, шумихинские мужики, находимся изо дня в день, из года в год! Всю-то душеньку вымотала наша доля горькая. Хочется забыться - не хочется, а неутолимая потребность забыться. От действительности бежишь в безумие, которое все же легче, - от действительности спасаешься, как от кошмара. Нет, трезвость нам, мужикам, не по средствам, - не сочтите, ваше благородие, за парадокс! Побогаче мужик ^- тот тверезый, у него хата белая, у него женка сытая, около него ребята бегают, и кобыла ему машет хвостом весело. Это богатому трезвость По карману, а нам нет. Кормильцы вы наши, войдите, ради Христа, хоть на минутку, в наше психологическое состояние. Вы говорите: "Не ленись!" Но как не лениться, когда всякое дело из рук валится, прямо от отчаяния. Как не лениться, когда заранее твердо знаешь, что ничего-то ровно из твоей

работы не выйдет. Сегодня по горло в болоте промаешься день, натаскаешь охапку осоки, а завтра опять скотина ревет. Как тут не лениться? Нам не по средствам настоящий труд, мы чересчур для этого нищи. Хорошо трудиться, как вол, богатею, или немцу, или латышу. Богатый знает, что труд окупится с лихвой - как ему не работать! У него маленькое усилие - и то не даром, а у нас египетская работа - и та идет прахом! Как нам не лениться?"

Прежде всего - сняться с мели