Кадетские лидеры в самом деле ставят невесть в какую заслугу перед правительством, если обещают на декларацию г. Столыпина ответить "молчанием". Это будто бы уже такая уступка, что правительству остается почтительно капитулировать перед г. Милюковым. Но, обещая "молчание", кадеты в то же время настоятельно объясняют, что оно - отнюдь не знак согласия, а наоборот. Обещая не нарушать приличия в зале, они еще тверже решились добиваться того требования, которое выражается криками: "Долой! В отставку!" Несмотря на то, что ни одна партия, ни весь парламент (обе палаты) не имеют права, согласно нашей конституции, даже поднимать вопроса об отставке правительства, кадеты не только ставят этот вопрос, но и считают его решенным. Лейборган партии заявляет наперед, что как бы ни сложилась парламентская работа, недоверие к кабинету г. Столыпина останется неизменным. Одновременно с этим жалуются, что правительство питает к ним недоверие!.. Не секрет, что и во время первой Думы, и теперь вожделенная мечта кадет - добиться власти. Ote-toi, que je m'y mette22. Но одновременно с закидыванием всевозможных удочек с целью выловить хоть три портфеля, чем же кадеты хотят приманить власть? Они изо всех сил стремятся нашуметь, связав с собою революционные элементы Думы. Они заводят информационное бюро, они объединяются даже с крайними левыми в одну группу - в группу "оппозиции" (хороша "оппозиция" - с бомбами!), они готовы идти на всевозможные уступки пестрому сброду товарищей, лишь бы не упустить своего главенства над ними. Единства, конечно, нет, едва ли оно возможно, но кадеты уже восхищаются будто бы выяснившеюся солидарностью левых. По словам "Речи", левая Дума "обнаруживает необычайную сдержанность и готовность серьезно работать". Дума, не проработав еще и одного дня, будто бы блещет "работоспособностью". "Еще не началась нормальная работа Думы, а "революционные" партии уже меняют спешно свою старую тактику, отказываются от прежних методов борьбы, готовятся использовать новые каналы". Значит, "борьба"-то, все-таки остается: вся разница, что вместо выгодного для власти стремительного штурма революционеры соглашаются использовать "новые каналы", прорытые кадетами. Добивающаяся доверия правительства партия не скрывает, что она становится организатором осады. Она собирает крайне разрозненные лагери социалистов-революционеров, социалистов-демократов, народных социалистов, трудовиков, евреев, татар, поляков, грузин. Всех их кадеты объединяют, дисциплинируют, обучают и из нестройных орд, не опасных для власти, делают опасными. За этот труд они требуют доверия к себе и хоть два-три портфеля.
Правительство имеет основание сказать лукавой партии: если слабые вы были подозрительными, то, добившись влияния в Думе, вы только усилите необходимость глядеть за вами в оба. Вы предлагаете свое влияние в обмен на власть. Вы утверждаете, что только вы одни можете справиться с анархическими элементами, обуздать их, дисциплинировать; но на кого обрушится дисциплинированная вами рать? Вы обещаете "спокойную парламентскую работу", но не будет ли эта работа разрушительнее открытого бунта? России нужно не то, чтобы парламент во что бы ни стало работал, а чтобы работа эта была полезная, то есть мирная, лояльная, сообразованная с историей и справедливостью. Пока вы считаете власть "врагом народным", пока вы ведете против нее "правильную осаду", организуя революцию, преобразуя ее из хаоса в действительную силу, - до тех пор, знаете ли, не лучше ли вам поискать для себя доверия в другом месте?