Выше только любовь

Вышибала придержал для нее дверь, ведущую на уходящую вниз лестницу. На своих невысоких каблуках Натали осторожно спустилась в небольшой зал, окрашенный в перламутрово-розовый цвет и освещенный причудливыми бра на стенах. Перед крошечной сценой располагалось двадцать маленьких столиков, покрытых кружевными скатертями. В центре каждого горела кандела. Туда-сюда сновала пара официанток, предлагая напитки. Здесь царила атмосфера таинственности, от каждого посетителя так и веяло ощущением превосходства из-за того, что он знал о существовании «Кайри» или участвовал в чем-то недозволенном. Насколько было известно Натали, ничего незаконного в «Кайри» не происходило, не считая разрешения курить, хотя штат уже давно запретил это дело в общественных местах. В центре первого ряда девушка заметила Маршалла Гранта – широкоплечего, рыжеволосого, элегантного красавца в дорогом костюме – и поспешила к нему.

– Она явилась! – воскликнул Маршалл. – А я уже думал, ты меня бросишь.

– Ни за что. – Она поцеловала друга в щеку и внимательно осмотрела его с ног до головы. – Почему в костюме? Ты только с работы?

– О, милая, не спрашивай. – Маршалл махнул рукой. – У этих ублюдков нет понятия о приличиях. Нас задержали, чтобы разобраться с какой-то ерундой в счетах Каслманов. И всей этой суматохи можно было бы избежать, если бы они поступили, как я советовал, и проверили счета леди и лорда Каслман еще два года назад. Тебе бы понравилось. Но Либерти оторвала бы мне яйца, если бы я опоздал, поэтому вот он я в этом скафандре. – Он глотнул из бокала – как обычно, джин с тоником – и взглянул на нее. – Но ты только посмотри на себя, мисс Клепальщица![5] Мы что, попали в прошлое? Ты одета, словно сейчас сорок пятый год! Кажется, мне грозит призыв в армию. Но, если серьезно, мне нравится твоя прическа.

Натали просияла. Она только на прошлой неделе откопала это платье среди кучи других на вешалке в винтажном магазине, и это оказался тройной выигрыш: оно идеально село на ее миниатюрную фигурку, стоило сорок долларов, и никто его еще не нашел. Бледно-желтое с узором из фиолетовых цветов, струящейся юбкой и пуговицами до самого воротника, платье было пошито в классическом стиле сороковых. Натали подобрала волосы и заколола их так, что теперь они ниспадали на плечи густыми каштановыми локонами. Немного черной подводки и красной помады, и она улыбнулась своему отражению в зеркале ванной. Исчезла простая, ничем не примечательная студентка экономического факультета, а вместо нее появился некто из другого времени. Времени, когда мужчины вели себя как истинные джентльмены, а молчание дамы воспринималось как таинственность и особое очарование. Натали выглядела гламурной и потому позволила себе чувствовать себя таковой. Когда мимо прошла официантка, девушка заказала «Харви Волбенгер»[6].

– Ты так и светишься сегодня! – промурлыкал Маршалл. – Что случилось?

– О, ничего. – Мысли Натали обратились к Джулиану Ковачу. – Ничего, – повторила она, но улыбка угасла, потому что в действительности в тот день между ней и Джулианом ничего не произошло. И из-за того, что она, как всегда, молча позволила парню выйти за дверь, ничего и не произойдет.

– Ну, если и так счастлива, то просто взорвешься, когда я заранее вручу тебе подарок на день рождения. – Маршалл похлопал по неприметной сумке у ног.

– Что это?

– Подожди, начинается шоу. – Свет приглушили, и негромкие разговоры вокруг смолкли. – Достаточно сказать, что, будь я гетеросексуалом, сегодня мне бы точно обломилось.

– Мечтай, – ухмыльнулась Натали.

Когда они встретились, Маршалл учился на той же специальности, только на два курса старше нее. Их пути регулярно пересекались, они даже вместе посещали несколько предметов, прежде чем он выпустился в прошлом году. Натали думала, что теперь они пойдут каждый своей дорогой, но парень настоял на продолжении дружбы. Кроме того, через Маршалла она познакомилась с Либерти. И именно в такие моменты, в темноте небольшого клуба, сидя в красивом платье и попивая коктейль, Натали испытывала искреннюю признательность судьбе за то, что та подарила ей таких друзей. Только благодаря душевной чистоте и внутренней силе этих двоих она могла считать их таковыми, потому что дай Натали волю, и они бы уже давно бросили ее. Оба имели массу друзей, и ее поражало, что они приняли простую застенчивую девушку под свои разноцветные крылья.

На сцене отсутствовал занавес, но вспыхнул небольшой круг света, и откуда-то сбоку в него шагнула Либерти Честейн. Она тоже оделась в стиле сороковых, но это был наряд танцовщицы захудалого ночного клуба: порванные колготки в сетку, шпильки и тонкая розовая кофта поверх черного трико. Темные волосы девушка гладко зачесала назад и для пущего эффекта затемнила один глаз. Позади нее три танцовщицы в похожих костюмах приняли томные, трагические позы. Никто не объявил номер, не произнес вступительных слов, просто помещение наполнили первые ноты «Mein Herr» из мюзикла «Кабаре», и Либерти начала петь.

– Она посвятила ее мне! – радостно захлопал в ладоши Маршалл. – Она моя!