Выше звезд и другие истории

– Ну, некоторые считают, что для кабинета психиатра слишком много драматизма, перебор. Секс-символ в натуральную величину прямо напротив кушетки, – засмеялся врач.

– А час назад он тут был? Разве тут не был вид на гору Худ, когда я только зашел… до того, как мне приснилась лошадь?

Боже мой, там действительно раньше была гора Худ, он прав.

Да нет, какая гора, не было никакой горы – лошадь, была лошадь…

Нет, гора…

Была лошадь была лошадь бы…

Он бестолково уставился на Джорджа Орра и молчал, хотя вопрос прозвучал уже несколько секунд назад. Нет, нельзя дать сбить себя с толку, надо внушать уверенность, он-то человек, который на любой вопрос знает ответ.

– Джордж, то есть вы помните, что здесь у меня была фотография горы Худ?

– Да, – сказал пациент довольно грустным тоном, но твердо, – помню. Была. Со снегом.

– Гм, – многозначительно кивнул Хейбер.

Ужасный мороз прошел под ложечкой.

– А вы разве не помните?

Ох уж эти глаза – неопределенного цвета, но с ясным и прямым взглядом, глаза помешанного.

– Увы, нет. Это Таммани-Холл, который взял все три золота в восемьдесят девятом. Скучаю по скачкам. Жаль, что из-за наших бед с продовольствием не остается места для низших видов. Конечно, лошадь – это чистый анахронизм, но фотография мне нравится. Тут бодрость, сила – полная самореализация в животном смысле. Это некий идеал, к которому психиатр при работе с людьми стремится в психологическом смысле, определенный символ. Да, наверное, я как раз на него смотрел, поэтому и подсказал вам такой сон…

Хейбер бросил взгляд на стену. Конечно, лошадь.

– Но слушайте, если хотите еще одно мнение, давайте спросим мисс Крауч. Она здесь два года работает.

– Она скажет, тут всегда была лошадь, – спокойно, но печально возразил Орр. – Всегда тут была. После моего сна. Что раньше, что сейчас. Я просто подумал, что, раз вы сами мне предложили такой сон, может, у вас тоже будут двойные воспоминания. Но, видимо, нет.

Но глаза его, уже не опущенные книзу, вновь глядели на Хейбера с такой ясностью, такой затаенной мольбой, такой отчаянной молчаливой просьбой о помощи.

Явно больной. Его лечить надо.

– Я бы попросил вас прийти еще раз, Джордж. И если можно, завтра.

– У меня работа…

– Отпроситесь на час пораньше и приходите к четырем. Вам же назначено ДТЛ. Скажите начальнику и зря не стесняйтесь. У нас восемьдесят два процента людей рано или поздно проходят ДТЛ. Не говоря уже о тридцать одном проценте, которых отправляют на ПТЛ. Так что завтра у меня в четыре, и продолжим. Чувствую, что результат будет. Вот рецепт на мепробамат: он вам приглушит сны, но фаза быстрого сна все равно останется. Новую дозу можно получать в автоаптеке каждые три дня. Если увидите страшный сон или что-то еще испугает, звоните мне – в любое время дня и ночи. Хотя с мепробаматом это вряд ли грозит. А будете как следует стараться и мне помогать – скоро никакие таблетки не понадобятся. Разберемся с вашими снами, и будете у нас как огурчик. Верно?

Орр взял айбиэмовскую рецептурную карту.

– Было бы хорошо, – улыбнулся он – робко, грустно, но не без юмора. – Кстати, насчет коня…

Хейбер, выше его на голову, посмотрел на пациента сверху вниз.

– Он похож на вас.

Врач быстро обернулся на фотографию. И правда. Мощный, здоровый, волосатый, рыжевато-коричневый, несется во весь опор…

– Может, лошадь в вашем сне чем-то напоминала меня? – спросил он вкрадчиво-дружелюбно.

– Напоминала.

Когда пациент ушел, Хейбер сел в кресло и скептически посмотрел на Таммани-Холла на стене. Действительно, для кабинета великоват. Черт! Как жаль, что не хватает денег на кабинет с настоящим окном.

3

Те, кому помогает Небо, зовутся Сынами Неба. Они учатся, не учась. Они делают, не делая. Они рассуждают, не рассуждая. Тот, кто в знании останавливается перед тем, чего нельзя узнать, достигает совершенства. Того, кто не желает этого сделать, уничтожат жернова неба[3].

Чжуан-цзы, глава XXIII