Выше звезд и другие истории

– Если у него добросовестные мотивы, но он применяет на людях экспериментальную аппаратуру, он не удивится, что возникли вопросы. И если ничего страшного не обнаружится, ему ничего не будет. У меня было два таких случая: работа по поручению ЗОС. Один раз меня попросили понаблюдать за испытанием нового гипнотизирующего устройства на медицинском факультете – оказалось, оно не действует. Другой раз в Институте Форест-Гроува я присутствовала на демонстрации устройства для внушения агорафобии – чтобы людям было приятно ходить в толпе. Оно действовало, но одобрения не получило: мы решили, что оно подпадает под законы о промывке мозгов. Наверное, я смогу получить распоряжение ЗОС о проверке этого агрегата, который у вашего врача. И вы ни при чем. Я не буду представляться вашим адвокатом. Может, даже я вас как бы не знаю. Я просто аккредитованный наблюдатель при Американском союзе гражданских свобод, пришла по поручению ЗОС. Если ничего такого не выяснится, будете работать с врачом, как раньше. Только надо придумать, как попасть именно на сеанс с вами.

– Я у него единственный пациент, с которым он применяет «Усилитель», – он мне сам говорил. Сказал, он его еще дорабатывает.

– Значит, у него действительно исследовательские цели. Эксперимент. Отлично. Ну что, попробуем вам помочь. Правда, на оформление документов уйдет неделя, если не больше.

На лице клиента отобразилось отчаяние.

– Надеюсь, мистер Орр, за эту неделю вы меня во сне не сотрете с лица земли?

Ей показалось, что в ее голосе слышно шуршание хитина и хруст жвал.

– По своей воле – ни за что, – ответил он с благодарностью… ой, нет, это не благодарность – это симпатия. Черт, она ему понравилась! Несчастный шизик на таблетках – оно и понятно, что понравилась. А он – ей. Она протянула смуглую руку, он подал ей свою, белую; блин, совсем как на том дурацком значке, который у матери валялся на дне коробки с иголками, – что-то там «СКННД» или «СККНД»[6], мать в середине прошлого века была членом, – черная рука пожимает белую. Ужас!

5

Когда устранили великое дао, появились «человеколюбие» и «справедливость»[7].

Лао-цзы. Дао дэ цзин

С улыбкой на губах Уильям Хейбер поднялся по ступеням Орегонского онейрологического института, открыл высокую дверь из поляризованного стекла и нырнул в сухой кондиционированный воздух. Несмотря на 24 марта по календарю, на улице уже была сущая баня, зато внутри института царила прохлада, спокойствие и чистота. Мраморный пол, респектабельная мебель, отделанная матовым хромом стойка регистратуры, за ней – налакированная сотрудница.

– Доброе утро, доктор Хейбер!

В фойе он столкнулся с Этвудом. Тот шел из исследовательского крыла, взъерошенный, с красными глазами: всю ночь просидел над энцефалограммами. В принципе, такую работу сейчас делали компьютеры, но бывали ситуации, когда требовался незапрограммированный мозг.

– Здравствуйте, шеф, – бросил Этвуд.

А перед дверью в его кабинет мисс Крауч прощебетала:

– Доброе утро, доктор!

Хорошо, что в прошлом году, когда его назначили директором института, он взял Пенни Крауч с собой. Она умная и преданная, а человеку во главе большого и сложного исследовательского института умная и преданная женщина в приемной просто необходима.

Он проследовал в святая святых.

Бросив портфель и папки на диван, он потянулся и, как всегда, когда заходил в кабинет, подошел к окну. Большое угловое окно выходило на северо-восток и захватывало значительный кусок пространства: совсем рядом, у подножия холмов, излучину стянутого мостами Уилламетта, по его берегам – бессчетные городские башни, чьи высоченные шпили в весенней дымке казались молочными, убегающие вдаль пригороды, за последними пределами которых вставали предгорья, и горы. Худ, огромная, но как бы отстраненная, окутавшая свою вершину тучами; дальше к северу – похожая на коренной зуб Адамс; и, наконец, – четкий конус вулкана Сент-Хеленс, из-за длинных серых склонов которого, словно малыш из-за материной юбки, выглядывал совсем уж на севере маленький лысый купол Рейнира.