Выше звезд и другие истории

Когда им исполнилось по десять лет и им позволено было войти в место, которое учителя называли «Виртуальной Землей», а кипры – В-Дицю[68], Син была одновременно ошеломлена и разочарована. В-Дицю оказалась интересной, чудовищно сложной и все же разреженной. Поверхностной. Это была всего лишь программа.

При всей неимоверной сложности В любая дурацкая штуковина – хоть старая зубная щетка Син – была реальнее, чем могучий поток ощущений и предметов из Города, или Джунглей, или Деревни. В Деревне Син всегда помнила, что, хотя над головой ее не было ничего, кроме синего неба, и шла она по ворсинкам травы, покрывавшей неровную палубу до края невозможной дали, где та вздымалась невозможными буграми (холмы), хотя в ушах ее звучал быстро движущийся воздух (ветер) и по временам пронзительное «уить-уить» (птицы), и штуки, ползущие на четвереньках по ветрам, то есть по холмам, – живые (скот), все равно в то же самое время Син сидела в кресле, а кресло стояло в В-комнате второй школы, и к телу ее были присобачены всякие штуковины, а тело – его не обманешь, оно утверждало, что, какой бы ни была В-Дицю странной, и любопытной, и интересной, и исторически важной, она все равно оставалась фальшивой. И сны могут быть убедительны, прекрасны, ужасны, важны. Но Син не желала переселяться в сны. Она хотела проснуться и своими пальцами коснуться настоящей ткани, настоящей стали, настоящей плоти.

Поэт

Когда ей исполнилось четырнадцать, Син написала стихотворение – вместо домашнего задания по английскому, написала одновременно на обоих известных ей языках. По-английски оно звучало так:

В пятом поколении

Дед моего деда

Ходил под небесами
Мира иного.

Когда я стану бабкой, мне говорят,

Я пройду под небесами
Мира иного.

Но сейчас я живу своей жизнью

В моем мире
В небесах.

Китайский она учила с отцом уже пять лет, и вместе они успели осилить кое-кого из классиков. Она прочла стихотворение отцу, и тот улыбнулся, когда Син дошла до иероглифов «тьень ся» – «под небесами». А Син заметила его улыбку, испытывая гордость своими познаниями, а еще больше – за то, что Яо признал их, что их объединяло это почти тайное, почти герметическое понимание.

Учитель попросил ее зачитать стихотворение для старшеклассников второго курса вслух, на обоих языках, в классный день первой четверти. А днем позже ее вызвонил редактор «Четыре-Ч», самого известного литературного журнала в мире, и попросил разрешения опубликовать – его направил к Син учитель. Редактор хотел, чтобы девушка начитала свое произведение на аудио. «Стихам требуется голос», – утверждал он – могучий бородач 4-Басс Эбби, величественный и самоуверенный, почти бог. Он был груб со всеми, но добр к Син. Когда она запнулась во время записи, он сказал только: «Сдай назад, поэт, и не напрягайся», и Син последовала его совету.

Потом еще не один день ей казалось, что, куда ни сунься, всюду ее голос шепчет из динамиков: «Когда я стану бабкой, мне говорят…», и в школе совсем незнакомые ребята бросали походя: «Эй, слышал твой стих – круто!» Ангелам понравилось особенно, так они и говорили.

Син, конечно, решила стать поэтессой. Великим стихотворцем, как 2-Элай Али. Только вместо коротеньких непонятных стишков, как Элай, она начертает великий эпос о… собственно, проблема и заключалась в том, чтобы выбрать тему. Например, историческую поэму о Нулевом Поколении. Под названием «Бытие». С неделю Син ходила как по воздуху и ни о чем другом думать не могла. Но ради такой поэмы ей бы пришлось выучить всю историю, которую на уроках истории она только проходила, и больше мимо, и перечитать сотни книг. И здорово углубиться в В-Дицю, чтобы понять, каково было там жить на самом деле. Уйдут годы, прежде чем она хотя бы возьмется за работу.

А может, лучше любовные стихи? В антологии мир. лит-ры их была просто уйма. Син не покидало ощущение, что вовсе не обязательно влюбляться на самом деле, чтобы писать хорошие стихи о любви. Может, если втюриться по уши, это даже помешает. Вот эдакая сердечная тоска и нетребовательное обожание, какое она испытывала к Бассу Эбби или к Розе в школе, – самое то. Так что Син накропала изрядно любовных поэм, но по какой-то причине стеснялась показывать их учителю и испытывала только на Луисе. Луис с самого начала не верил, что из нее получится поэт. Надо же ему показать.

– Вот это мне нравится, – заметил Луис.

Син всмотрелась в экран – которое?

Что за печаль я вижу в глубине твоей улыбки?
Обнять хочу ее, как спящее дитя.

Строфа получилась такая короткая, что прежде Син как-то не обращала на нее внимания, но теперь ей показалось, что вышло неплохо.

– Это про Яо, да? – поинтересовался Луис.

– О моем отце? – воскликнула Син. Щеки ее загорелись от смущения. – Да нет! Это любовное!