Вышел месяц из тумана

– Совершенно очевидно, что один из вас последовал за мисс Аарон, когда та вчера вышла из конторы после разговора с этим человеком. Когда на глазах этого человека – одного из вас – вошла в мой дом, беспокойство его стало невыносимым. Он увидел поблизости телефон-автомат и позвонил сюда. Мистера Гудвина не было на месте, и мисс Аарон сняла трубку. После разговора с этим человеком – с одним из вас – она согласилась его впустить. Если вы можете…

– То, что она оказалась одна, – чистая случайность, – возразил Эдей.

Да, ничего не скажешь, «генератор идей»!

– Ну вот, опять! Я не только не отвечаю на вопросы, мистер Эдей, но и не обсуждаю досужие замечания. У вас же отточенный ум юриста! Неужели вы не понимаете, как все это вышло? Я снова повторяю для одного из вас: если ваши показания о том, где вы были и что делали в момент убийства, окажутся ложными, вы сядете в тюрьму. Каждое ваше слово – и не только ваше, но и всех ваших сослуживцев – будет проверяться целой армией людей, хорошо умеющих это делать. Но поскольку полиция хранит в тайне содержание заявления мистера Гудвина, сомневаюсь, что они задавали вам вопрос относительно другого дня. Я имею в виду понедельник – не этот, а прошлый, за неделю до убийства. Спрашивали они вас, что вы делали в тот день?

– А зачем? – полюбопытствовал Джетт.

– Затем, что именно в тот день мисс Аарон застала одного из вас с миссис Соррел. Если они не спрашивали, этот вопрос задам вам сегодня я. Но прежде хочу сообщить вам, о чем я вчера ночью договорился с мистером Отисом. В обмен на кое-какую информацию я согласился при расследовании этого убийства стараться, насколько это возможно, чтобы не пострадала репутация вашей фирмы. Я буду верен нашему с ним уговору – в отношении двоих из вас, так что чем раньше мы с этим покончим, тем лучше. Мистер Джетт, качнем с вас. Как вы провели вечер тридцать первого декабря с шести часов до полуночи?

Глаза Джетта, глубоко посаженные, на сей раз не показались мне задумчивыми. Он не сводил взгляда с Вульфа с той минуты, когда я отказался от своих слов и мы выложили им все начистоту. Ни один мускул на его лице, однако, не дрогнул.

– Если все это правда, если все было так, как вы сказали, в том числе я имею в виду и звонок миссис Соррел, тогда ущерб фирме уже нанесен и вы ничего не сможете сделать, чтобы свести его к минимуму. Да и никому это не под силу.

– Могу все же попробовать. Даже собираюсь этим заняться.

– Как конкретно?

– Устраняя все осложнения, которые будут возникать по ходу дела.

Тут вдруг в разговор вмешался Хейдекер:

– Вы говорите, мистер Отис знает все? Он что, был здесь вчера ночью?

– Я уже сказал, что был. Вы же, надеюсь, не глухой, а я, к вашему сведению, не попугай… Итак, мистер Джетт, что скажете насчет вечера тридцать первого декабря?

– Я был в театре.

– С кем?

– С мисс Пэйдж.

– В каком театре?

– «Дрю-театр». Пьеса называлась «Навык мастера ставит». Мы с мисс Пэйдж вышли из конторы вместе. Было уже почти шесть вечера. Пообедали мы у Рустермана. Расстались с нею в этот день мы лишь незадолго до полуночи.

– Благодарю вас. Теперь вы, мистер Эдей.

– Ну это был предновогодний день, – отозвался тот. – Я вернулся домой около шести, пообедал и затем весь вечер сидел дома.

– Вы были один?

– Нет. Мой сын с женой и двое их детей – моих внуков – проводили рождественские каникулы с нами. Сын с женой пошли в оперу, а с ними – моя жена и дочь. Я остался дома с детьми.

– Сколько лет вашим внукам?

– Одному два, другому четыре.

– Где вы живете?

– В большом доме на углу Парк-авеню и Шестьдесят девятой улицы. У меня там квартира.

– В тот вечер вы выходили из дома?

– Нет.

– Спасибо. И наконец вы, мистер Хейдекер.

– Я был в Манхэттенском шахматном клубе – там шел турнир. Бобби Фишер выиграл отложенную партию у Уайнстейна на пятьдесят восьмом ходу. Ларри Эванс свел вничью встречу с Кальми, а Решевский – с Меднисом.

– А где этот шахматный клуб?

– На Шестьдесят четвертой Западной улице.

– Игра началась в шесть часов?

– Конечно, нет. Я весь день просидел в суде, к тому же у меня были дела в конторе. Мы с секретаршей перекусили прямо за рабочим столом – съели по паре бутербродов.

– Во сколько вы ушли из конторы?

– Около восьми вечера. Моя секретарша может ответить на ваш вопрос точнее.

– А когда пришли в шахматный клуб?

– Минут через пятнадцать-двадцать после того, как вышел из конторы. – Хейдекер вдруг встал. – Все это нелепость какая-то, – заявил он. – Может, вы и правильно действуете, Вульф, пока не понимаю. Если так, помоги нам, Боже. – Он повернулся к компаньонам: – Я намереваюсь поговорить с Отисом. Вы идете, Фрэнк?