Вышибалы (СИ)

— Тим занят. Я тоже между прочим! Акросс! Давай! Это ведь не сложно. Никакого фейерверка. Просто наши враги тут, и ты сам как-то собираешься. Капитан! Мы не можем без тебя уйти, ты же понимаешь! — успел крикнуть Барс, прежде чем на него обрушился восставший Кощей. Акросс пытался стать собой из игр ещё с того момента, как Тим сказал, что это возможно. Ничего не получалось, и он знал почему. В его голове не могли сложиться один в один его образ как капитана, которого пусть не всегда слушались, но всё-таки уважали и любили, и его нынешнего, который даже приказать бежать не мог. И, если бы не сдавивший горло ворот, наверняка просил бы: «Не бросайте меня тут одного! Пожалуйста!».

Уже некоторое время в коридоре царила тишина, а всё, что мог делать Барс — защищаться тем же обломком стола, но подходить ближе для него было опасно — Легион не будет с ним церемониться.

— Ты ведь его не убила? — вдруг в сторону спросил Легион. Барс замер, только теперь заметив, что в дверном проёме появилась Гиена. Запыхавшаяся, тоже испачканная: на груди, лице и волосах пятна, и не понять, это была кровь Тима или ещё Щёлочи.

— Нет, оставила на сладкое, — неожиданно всерьёз ответила Гиена, рукавом утёрла лицо. — В следующий раз я привяжу его крепче. Оболью бензином и подожгу. Что у нас тут?

Тим всегда с ней справлялся, а Барс — никогда не мог. А Акросс… он мог бы её победить, но не тот он, у которого никак не получалось стать тем самым капитаном и, верно брошенный из лодки посреди озера, только барахтался, а плаваньем это никак не назовёшь.

— Акросс, ты либо сейчас становишься капитаном, — внезапно слишком спокойно для ситуации произнёс Барс, глядя на Гиену в дверях, — либо нас всех тут и убьют. Потому что я не могу тебя бросить, я всё ещё помню тебя капитаном.

Прозвучало так, что лучше бы пощёчину дал. А потому так и сказал, что подойти и ударить не мог, а вот словами кидаться пока был свободен. Барс швырнул обломком стола в Гиену и, пока та падала на пол, пригнувшись, перескочил через неё, оказавшись в коридоре.

— Я не могу! — поздно сорвался Акросс, пытаясь освободиться, но только больше задыхаясь. Петля кошмара стягивалась на его шее, и он, перестав барахтаться и так и не научившись плавать, шёл ко дну. Словно сквозь толщу воды он услышал Легиона, говорящего почти над его ухом:

— Займитесь Барсом теперь. Я запру Акросса. Без него они не уйдут, потому что знают, что тогда будет.

Легион сильнее перехватил его руку, отпустив ворот, и, похоже, собирался вскинуть Акросса на плечо: слабого, почти не сопротивляющегося.

Что-то произошло, потому что должно было произойти, и Акросс почувствовал это так же отчётливо, как до этого удушье. Ощущение не только того, что он, наконец, проснулся, но и чего-то большего.

Он всё тот же, слабый и настоящий. Однако что-то появилось в комнате из провала окна, как залетевшая в форточку ночная птица. А, ввалившись, сделало то, что казалось невозможным — сбило с ног Легиона и удержало Акросса за руку, не дав упасть следом. И это не мог быть ни Тим, ни Барс, потому что те были в коридоре и, судя по звукам, заняты. И уж конечно, это не Вега.

Легион всё ещё лежал на пыльном заплёванном полу, и Акросс отчего-то смотрел несколько секунд только на него, боясь обернуться и увидеть, что держало его руку. И его же голос одновременно с тем, как он проговаривал это мысленно, бросил вслух:

— Пойдём.

Он обернулся, наконец, чтобы увидеть парня выше себя, подтянутого, как гончая, без страха в глазах и неуверенности в движениях. Конечно, он проходил игру от первого лица, но и отражение своё в зеркалах видел. И всё же не сразу узнал себя, потому что на этот раз это было не отражение, оно вполне осязаемо держало руку и чувствовалось его тепло и дыхание.

Зашевелившийся на полу Легион — лучший толчок к действию, и в дверь он и другой он выбежали почти одновременно, едва не столкнувшись, и в тёмном коридоре настоящий Акросс случайно наткнулся на спину Кощея, тут же упал вместе с ним. Тогда он отлично почувствовал, как на секунду его вышибло из тела, и вот он уже не лежал, а стоял, моргая, пока привыкали к темноте глаза, да и вообще учился видеть. Он вернулся в себя, и в то же время всё ещё ощущал того себя, что стоял на ногах. Того, что с сильным телом и без страха. Того, что всё ещё мог их всех спасти.

Сориентировавшись в темноте, наконец, он пинком отшвырнул Гиену с площадки, вниз по лестнице, и не мог перестать улыбаться. Барс был прав, это и в самом деле отличное чувство — быть сильным, суметь отомстить.

Он успел подхватить за капюшон куртки другого, слабого себя, вздёрнув вверх, не слишком аккуратно поставив на ноги, и снова потащил дальше, вниз по лестнице, потому что на этаже было опасно.

Настоящий он также едва не сбил с ног Барса, который стоял на коленях у обшарпанной бетонной стены, покрытой разводами краски. И снова сильный он схватил другого за куртку, дёрнул на себя, удержав, и поздоровался с Барсом так, словно они давно не виделись:

— Привет!