Вышивка по ворованной ткани

– Где ж ты этого набралась, Алексеева? – недоверчиво спросила комендантша.

– Бабушка моя секреты трав и деревьев знает, руками лечит, к ней из всех окрестных деревень ездят!

– Ты, Алексеева, травой и массажем лечи, а руками не смей. За это срок дают, как за цыганский гипноз! – пояснила Вилена Васильевна. – Уж я знаю, у меня такие сидели.

Всё общежитие боялось эту нескладную сухощавую тётку, излагавшую мысли исключительно командами. А она и не скрывала, что прежде служила охранницей в женской тюрьме и априори считает каждую из жиличек общежития преступницей.

На десятый сеанс массажа Гестапо вдруг налила Вале чаю, поставила вазочку с вишнёвым вареньем и пропела:

– Ешь, Алексеева, варенье! Спина у меня как новая! Шик, блеск, красота! Забыла про неё. Одна ты из всех массажек чистая девка. Эти ж лярвы крашеные к диплому по пять абортов через меня делают. И ладно б от кого, а от пьяни, рвани, фраеров да солдатни. Я тебя замуж толком пристрою.

– Замужем, Вилена Васильевна, чего хорошего? – заметила Валя, вылавливая вишенки из хрустальной розетки.

Глаз у Гестапо был хоть выцветший, но точный, она секла не только девичьи грехи, но и секунду, в которую всыпанная в сироп вишня, застывала свежей как жук в янтаре, а не превращалась в круглую тёмную мочалку.

– Не спешить тоже плохо. Я на Витюшу своего похоронку с войны получила, потом не спешила, одна и осталася, – ответила Гестапо. – Кобели крутились, пьющие да бездельники. Им слаще мёду к самостоятельной бабе присосаться.

Валя расчувствовалась от откровенности комендантши и призналась:

– Я, Вилена Васильевна, во сне вижу, что живу в Москве и пешком мне до Красной площади.

И покраснела. А Гестапо усмехнулась:

– Ты, Алексеева, девка красивая, трудовая, скромная. Таких в Москве не делают.

– Бабушка говорила, не родись красивой, а родись счастливой. Она и мать красавицы пуще меня, а счастья не видели!

– Вот за них и увидишь. Была я в Москве проездом, еле ноги унесла. Никто не ходит, все бегут. С вокзала вышел, сразу из человека стал козявкой.

– А мне нравится, когда все бегут, – сказала Валя, – Пусть лучше все бегут. Здесь же все спят, потом проснутся и мучают друг друга. Устанут и опять засыпают.

– Добрее народ в провинции, – возразила Гестапо. – Добрее!

– Да где ж добрее? – возмутилась Валя. – У меня перед дождём рука ноет, отец пьяный о косяк швырнул! На матери живого места нет! Хоть бы кто из соседей заступился, когда мы орали.

– Всех бьют! Без этого как? Одни инвалиды жён не бьют, – развела руками комендантша. – Значит, так: будут к тебе больные ходить в эту комнату. За три рубля. Рубль с каждого мне. Поняла?

– Спасибо! – выдохнула Валя.

Она и мечтать не могла о таком счастье.

– И чтоб до первой грозы лягушка не квакала. А то этих проституток пускаю массаж делать, они на второй раз ноги раздвигают! Потом ко мне, мол, вены порежу… Им в этой комнате моя кума аборты делает, а я рукой рот зажимаю, чтоб не орали на весь город. Я ж своим местом дорожу!

Валя переспросила у девчонок про аборты в комнате комендантши и услышала такие подробности, что неделю не могла спать. Добавили, что комендантшу боится даже директор училища. Видно, тоже рыло в пушку, и не один аборт от него. Стало понятно, откуда у Гестапо не только кличка, но и деньги на мебель и фарфоровых балеринок.

Валя зажила с этого дня как королевишна. Откладывала эти два рубля, и скопила на зимние сапоги. Стала шиковать, покупать на ужин помимо столовской еды треугольный пакет молока, пирожки с повидлом за пять копеек, бублики с маком за шесть копеек и пакеты с хрустящей картошкой за десять копеек. А ещё розовое фруктовое мороженое за семь копеек и пломбир в вафельном стаканчике с розочкой из крема за девятнадцать копеек.

Купила и послала матери красивое платье, а бабушке цветастую шаль, тёплую кофту и дорогих шоколадных конфет. Пациенты были в основном тётки из торговли в дутых золотых серёжках и брюхастые мужичонки с модными портфелями-дипломатами, обязательно в первый раз прощупывающие почву.

– Шуток не понимаю, у меня от работы руки сильные. Отмахнусь – что-нибудь сломаю, – сурово отвечала Валя.

Соседки казались Вале примитивными, к тому же считали её приближенной к Гестапо стукачкой и держали дистанцию. По ночам, думая, что Валя спит, они шёпотом обсуждали свои любовные истории, и Валя чувствовала себя так же, как когда маленькой девочкой подсматривала за родителями.

У одной из соседок была любовь на природе с младшим лейтенантом из ближайшей воинской части, а хахаль второй был женатый таксист, и всё происходило прямо в машине. Из этих рассказов Валя получила полное представление о местной «камасутре».

В библиотеке техникума она прочитала всё, что касалось беременности и венерических заболеваний, и с ужасом осознала, что могла получить от отца подруги не только букет заболеваний, но и забеременеть! И что тогда? Тогда только вешаться в сарае…