Вышли из леса две медведицы

В их приезде, как со временем выяснилось, не было никакой нужды, потому что роды, хоть и были первыми, прошли легко и быстро, словно роженица знала, что настоящие муки ждут ее лишь потом. Она даже не кричала, только стонала от большого напряжения, и лоб ее покрылся испариной. Может быть, она хотела, чтобы никто не услышал ее и не понял, что происходит. А может, действительно не чувствовала боли, потому что, как и ее муж, знала, что забеременела не от него, и поэтому страх смерти наполнял все ее существо, вытесняя всякое иное чувство.

Она не размышляла ни о том, какого пола ее ребенок, потому что была уверена, что это будет девочка, ни о том, будет ли она здоровой и сколько будет весить, ни о том, что вот-вот станет матерью, — она думала только о нем, о своем муже, и о том, что он с ней сделает.

С последним ее стоном крошечный ребенок выскользнул в руки акушерки, и новая бабушка, улыбнувшись, сказала:

— Поздравляю, Рут. Ты была права. У тебя родилась дочь. Теперь надо выбрать ей имя.

Но Рут — так звали роженицу — сказала:

— Я еще не думала об имени, мама, — потом шепнула: — Нет, еще не надо, имя может подождать, — и вдруг вскрикнула: — Пусть еще не плачет, мама, пусть еще не кричит! Пусть она ее не шлепает!

Но опытная рука акушерки словно бы сама собой уже опустилась на маленькую попку, и ребенок заплакал первым плачем всех новорожденных, которого ничто не может ни остановить, ни утишить. А мгновенье спустя раздался громовой удар в дверь, едва не сорвавший ее с петель, и в комнату ворвался муж роженицы. Вместе с ним в спальню ворвался и дневной свет, очертив темноту его могучего тела сверкающим прямоугольником дверной рамы и пройдя меж его широко расставленных ног. Его огромная дрожащая тень нарисовалась на стене в изголовье кровати.

— Не нужно врываться с такой силой, — испуганно сказала мать роженицы. — Еще несколько минут, и мы бы сами пригласили тебя войти. — И хотя сердце говорило ей, что не все здесь так просто, рот ее продолжал выговаривать те слова, которые всегда говорят в таких случаях: — Поздравляю, Зеев, у тебя родилась дочка.

Зеев — так звали мужа роженицы — сделал еще один шаг вперед, и тогда Рут в ужасе закричала: «Дайте ее мне! Дайте ее мне!» И, несмотря на боль, приподнялась на кровати, широко распахнув руки. Акушерка, которая уже приготовила было тазик с теплой водой и две пеленки, сухую и мокрую, чтобы помыть и высушить новорожденную, испугавшись, протянула ей ребенка, как он был, — в каплях крови и родовой жидкости. Но Зеев молча шагнул к кровати, схватил маленькое тельце за ногу и вырвал его из рук акушерки. Девочка, закачавшись вниз головой в его руке, на миг замолчала, но тут же снова зашлась в отчаянном плаче.

Зеев повернулся, все так же держа ребенка в одной руке, рванул дверь и вышел наружу. Его теща, которая ничего не знала и не поняла, что происходит, бросилась следом за ним, восклицая:

— Что ты делаешь, Зеев?! Младенца нельзя так нести! — Но, видя, что он идет и не оборачивается, со страхом закричала: — Верни ее матери, девочке нужна грудь!

Большая и быстрая, она в три шага догнала зятя и схватила его за полу куртки. Но Зеев гневно обернулся, с силой толкнул ее так, что она упала, и страшным голосом закричал:

— Ни за что!

По-прежнему неся ребенка в руке, он прошел к сараю, что стоял на задах двора, к тому деревянному сараю, в котором он уже несколько месяцев подряд спал один, без жены, и положил девочку, которая все еще захлебывалась в плаче, на свою застеленную кровать. Не бросил ее и не швырнул, а положил мягко и осторожно, как отец укладывает своего младенца, но не из отцовской любви, а для того, чтобы она не ударилась или не поранилась. Ибо в те длинные бессонные ночи, когда лежал на этой кровати, задыхаясь от ненависти и продумывая отмщение, он назначил ей другую судьбу.

2

Малютка кричала и захлебывалась в плаче. Зеев укрыл ее, достал с полки жестяную коробку, которую приготовил себе незадолго до родов, и вынул из нее хлеб, горсть маслин, помидор и арабский сыр — тот соленый и твердый сыр, который можно хранить долгое время, а для еды нужно размачивать в воде. Все это он разложил на деревянной доске. У него были еще две джары с питьевой водой, несколько пит, овощи, несколько банок консервов — сардин и мяса, банка тхины и бутылка оливкового масла[129]. Все это он приготовил себе заранее, чтобы иметь под рукой достаточно еды и не нужно было бы отлучаться из сарая.

Он взял свое ружье и верную палку, вышел, запер за собой дверь и уселся на большом деревянном ящике, который поставил перед своим сараем за несколько дней до родов. Тогда никто не понял, что он замышляет, и никто не знал, что находится в этом ящике, но теперь Зеев вытащил из него большую вышитую подушку и подложил ее под себя. Подушка цвела радостными птицами и растениями и тоже была приготовлена заранее — для долгого и удобного сидения.