Вышли из леса две медведицы

Эти крылатые обитатели близлежащей рощи уже успели за минувшие годы понять все выгоды соседства с людьми и, будучи существами смелыми и дерзкими, начали регулярно навещать новое человеческое поселение и высматривать любые остатки пищи, которые можно было бы склевать или унести. И когда подросли деревья, посаженные людьми вокруг своих домов, они построили на них свои гнезда и стали выращивать там новое поколение. Прошло немного времени, и они совсем перестали бояться человека и начали вести себя, как хозяева. Они орали, воровали, дразнили животных и людей и, как свойственно сойкам, научились подражать крикам взрослых, свисту подростков, визгу кошек и лаю собак, не переставая радоваться тому переполоху, который этими своими подражаниями поднимали.

Теперь несколько соек появились над домом Зеева Тавори. Они расселись на ближайших деревьях, прислушались к крикам и плачу ребенка и через полчаса начали кричать и плакать в точности таким же голосом. Вначале они кричали неуверенно, словно пробуя силы, но потом их крики и плач обрели абсолютное подобие. Дети стали швырять в них камни, но птицы перелетали с дерева на дерево и уклонялись от попаданий. И все это время они продолжали кричать голосом младенца. Под конец от них негде уже было укрыться. Казалось, что ребенок кричит в каждой кроне и над каждой крышей, — и мошава все это слышала — слышала и молчала.

На третий день, когда сойки снова завели свои детские крики, Зеев Тавори поднял свое ружье и двумя точными и быстрыми выстрелами свалил на землю двух птиц. Их товарки тотчас в страхе взметнулись в воздух. А когда они успокоились и, вернувшись, снова взялись за свое, он убил еще двух, и тогда остальные исчезли совсем и больше уже не появлялись. С этого времени в мошаве слышны были только крики умиравшего в сарае ребенка, да и эти звуки с каждым днем становились все слабее. В субботу, в полдень, ровно через пять дней после родов, они сменились непрерывным слабым попискиванием, а когда и оно перестало слышаться тоже, жители мошавы стали собираться у забора Зеева Тавори, выжидая, что произойдет сейчас. До той минуты они держались подальше от этого дома и даже от этой улицы, и только один человек все время оставался там — сосед, владелец великолепной голландской коровы и ее новорожденной телки. Этот сосед время от времени приносил Зееву Тавори кувшины кипящего чая и даже куски пирога, сидел возле него, как собака сидит возле хозяина, и охранял за него, когда Зеев засыпал на несколько минут или уходил по нужде.

4

Мало-помалу крики ребенка прекратились, и снова воцарилась тишина. Зеев Тавори сидел на своей вышитой подушке, прикрыв глаза, с ружьем на коленях, его сосед сидел рядом с ним, то и дело поглядывая вокруг, а по улице проходили люди, и одни убыстряли свои шаги, а другие, напротив, останавливались в ожидании у забора. Прошла уже неделя, и всем было ясно, что этому кошмару вот-вот придет какой-то конец.

Солнце поднималось, укорачивая тени на стене сарая, и, когда его лучи легли на веки Зеева Тавори, он открыл глаза, встал, подошел к поилке для коров и сполоснул лицо. Потом он снова сел, и, когда прошло около получаса, а голос ребенка по-прежнему не был слышен, он встал опять, вынул ключ, открыл замок и распахнул дверь сарая. Но не успел он войти, как из глубины сарая послышался еще один громкий крик — последний. Сойки ответили на него из леса страшным хором умирающих младенцев. Вскрики ужаса и жалости послышались среди собравшейся у забора толпы. Люди стали переступать на месте, но никто не отважился шагнуть вперед и никто не произнес ни слова.

Зеев Тавори на мгновенье отшатнулся, словно от удара. Но он тут же пришел в себя и исчез внутри сарая. Несколько минут спустя он вышел оттуда, неся в правой руке мешок, а в левой — лопату. Он оседлал лошадь, вскочил в седло и ускакал. Через час он вернулся, вошел в дом и, не обращая внимания на людей, все еще стоявших у забора, силой выволок из дома свою несчастную тещу.

— Возвращайся домой, — сказал он ей. — И лучше помолчи, иначе и там все узнают, какую дочь ты вырастила для меня.

Рут сидела неподвижно на кровати, не говоря ни слова. Зеев поел и отправился на работу, а вечером перенес свою кровать из сарая в дом, поставил ее в кухне, лег и стал ждать.

Целый год подряд они жили вдвоем в одном доме, ночь за ночью спали в нем и не говорили друг другу ни слова. Двенадцать месяцев подряд, день за днем, Зеев вставал раньше Рут, готовил ей завтрак — нарезанные овощи, маслины и сыр, крутое яйцо, иногда открывал также коробку сардин, оставлял все это на столе и уходил на работу во дворе или в поле. А каждый вечер, закончив работу, возвращался домой, убирал в кухне, наводил порядок и раз в неделю подметал пол. И каждый день Рут выходила из дома и всюду, где кто-нибудь пахал или рыл яму или траншею, останавливалась и смотрела — не здесь ли ее муж похоронил ее маленькую дочь?